Дневник времён заразы - Яцек Пекара

поделать, гордость пришлось засунуть в сапоги и надеяться, что громкими криками я привлеку, может, не столько какого-нибудь доброго самаритянина, сколько просто кого-то, заинтересовавшегося шумом. Ну а потом я убежу этого человека, что помощь ему щедро окупится.

Не так уж много времени прошло с тех пор, как я начал свои энергичные выкрики, когда со стороны окна я увидел свет, услышал лязг отворяемой двери, а затем чьи-то тяжёлые шаги. Признаюсь, давно меня так не радовал звук чьих-то шагов, хотя, по правде говоря, с настоящей радостью следовало бы подождать до выяснения, кто же окажется этим шумным пришельцем. Я ведь помнил поговорку, гласящую, что люди, просыпаясь в темноте в пустой комнате, боятся вовсе не того, что они одни. Они боятся того, что перестали быть одни.

— Эй, подойди-ка кто-нибудь! — крикнул я во весь голос, надеясь, что зову не кого-то из холопов Касси, который из мести мог бы пырнуть ножом вашего покорного слугу. — Подойди к окну, если хочешь заработать немного золота!

Обещание неожиданного и лёгкого заработка обычно обладает такой силой притяжения, что многих оно уже завело над бездонной пропастью и спихнуло на самое её дно. Однако правдой является и то, что немало людей нажили большие или меньшие состояния лишь потому, что оказались в нужное время и в нужном месте или же помогли нужному человеку. И именно таким образом они вкрадывались в милость к Фортуне. А поскольку я ценю свою жизнь, поскольку надеюсь быть полезным орудием в руках Господа, понятно, что я должен был эту жизнь защищать.

— Десять крон! — крикнул я.

Я мог бы пообещать и сто крон, и даже тысячу, но в обещаниях, чтобы они были правдоподобными, тоже нужно знать меру. Ибо человек, которому пообещали слишком большой и слишком лёгкий заработок, может заподозрить неладное и ожидать, что его заманивают в ловушку. А тот, кому пообещали в самый раз, подобных опасений иметь не будет, или, по крайней мере, они не будут столь сильны, чтобы вовсе удержать его от действий. К моей радости, пришельца, должно быть, заинтересовало предложение, ибо звук шагов приблизился, а затем я услышал сопение. Я поднял взгляд и увидел лицо графа фон Берга, выглядывающего из окна, освещённое дрожащим жёлтым пламенем лампы. Фон Берг зыркнул вниз, чтобы убедиться, с кем имеет дело.

— Мастер Маддердин! Неужели глаза меня не обманывают? — он был искренне изумлён, видя меня висящим над пропастью.

— Спешу заверить, что зрение у графа безошибочное, — ответил я.

— Как вы здесь очутились?

Я бы, конечно, предпочёл, чтобы фон Берг беседовал со мной уже после того, как поможет мне выбраться из ловушки, но я также понимал, что он должен получить свою минуту удовлетворения. Впрочем, чёрт его знает, такого человека, как фон Берг. Может, он поможет мне выбраться? А может, с улыбкой, глядя мне в глаза, отогнёт мне палец за пальцем и сбросит в пропасть? А может, просто оставит меня на произвол судьбы, чтобы я себе висел над этой пропастью, пока воля Божья не решит так или иначе?

— Меня сбросили с крыши, — объяснил я. — И мне повезло настолько, что, падая, я сумел здесь зацепиться.

Он кивнул и присел на широкий внутренний подоконник. Левой рукой он ухватился за раму окна.

— Высоко, а? — спросил он тоном дружеской беседы.

— Будет футов сорок, — ответил я, не кривя душой.

Он свистнул.

— Ну, это довольно высоко, — сказал он. — И ещё каменные плиты внизу, не так ли?

— Падать в сад, на мягкую землю, кусты и густую траву было бы, несомненно, приятнее, — сказал я.

— И всего десять крон вы обещаете своему спасителю?

— Когда ещё не известно, в чём дело, то слишком большая сумма, выкрикнутая неизвестно кем откуда-то из темноты, могла бы не столько соблазнить, сколько отпугнуть, — объяснил я, впрочем, в полном соответствии со своими предыдущими размышлениями.

Он кивнул.

— Это правда, — согласился он со мной. — Мы живём в опасные времена, полные ложных друзей и скрытых врагов, вот и люди недоверчивы и осторожны.

— Жаль, — сказал я.

— Да уж, жаль, — вздохнул он. — Начиная с юных лет я испытывал большую симпатию к людям доверчивым и неосторожным.

Я и не ожидал ничего иного, учитывая образ жизни, который вёл господин граф, и способ, которым он зарабатывал деньги. Я, однако, подозревал, что люди, с которыми он общался, даже если поначалу и были доверчивы и неосторожны, то под влиянием собственного опыта приобретали и осторожность, и подозрительность. Может, даже чрезмерную…

— И что же? Полагаю, вы хотите, чтобы я вас вытащил? — спросил он тоном дружеской беседы.

— Если граф найдёт минутку и не сочтёт эту помощь неуместной, то, признаюсь, я бы с радостью воспользовался подобной милостью, — ответил я.

Он улыбнулся, и в вечернем сумраке, в пляшущих светотенях от лампы, эта улыбка придала его лицу дьявольское выражение. Впрочем, быть может, это мне лишь почудилось, ибо я чувствовал, что рука моя всё больше слабеет, а нога — всё сильнее немеет. Ещё мгновение — и я потеряю власть и над той, и над другой, и у меня останется лишь несколько мгновений, чтобы молить Бога о быстрой смерти, а не об увечье.

Фон Берг отступил вглубь комнаты и на миг исчез из виду. Но тут же появился вновь, держа в руке толстый бархатный шнур, украшенный кистями. Я догадался, что он отрезал его от занавесок. Теперь граф очень глубоко перегнулся через подоконник, продел верёвку мне под мышку, завязал петлю и отступил обратно в комнату.

— Осторожнее, — сказал он. — Я крепко вас схвачу и постараюсь втащить на подоконник. Другой конец шнура я привязал к оконной раме, но не знаю, выдержит ли он вас, если вы отпустите мою руку. Понимаете?

— Так точно. Понимаю. Я очень благодарен, что граф прилагает столько усилий.

Он снова улыбнулся.

— Как же можно не помочь тем, кто защищает нас от блужданий во мгле ереси? — спросил он совершенно без иронии.

А затем он наклонился и, обхватив левой рукой раму, протянул ко мне правую. Спросите, милые мои, легко ли было вызволить меня из ловушки и втащить на внутренний подоконник? О нет, уж конечно, можно употребить много слов, но только не те, что описывали бы эту задачу как лёгкую, простую и приятную. Более того, в какой-то момент даже показалось, что это я могу перевесить графа, и мы вместе полетим в пропасть. Что ж, если бы я разбился о каменные плиты Обезьяньего Дворца в объятиях с графом Арнульфом фон Бергом, это наверняка стало бы основой для