Геннадий Ищенко - Возвращение

— Почему именно Брежнев? — спросил я.

— Пол-Москвы знает, что он к тебе с Людмилой неравнодушен, — ответила она. — Ладно, оставляй свой сценарий. Пока я с ним не ознакомлюсь, нам дальше разговаривать не о чем.

— Ну как? — спросила жена, когда я ее встретил возле института после последней лекции. — Берется?

— Сначала ознакомится, — сказал я. — Пойдем в машину. У меня нет ни малейших сомнений, что возьмет сейчас, если взяла тогда на гораздо худших условиях. Считай, фильм уже снят.

Глава 8

Мы только что вернулись со съемок «Голубого огонька», немного устали и были не прочь отдохнуть, но не получилось: пришли друзья. Было уже двадцать второе декабря, и до праздника осталась всего неделя.

— Ну как, снялись? — спросил Еременко. — Сколько песен?

— Спели одну песню и валяли дурака, — ответила Люся. — Хорошо получилось. Вообще «Огонек» получился веселым, первый раз снимали почти без сценария. Я думаю, зрители оценят.

— Вы так и не купили еще тапок? — спросила Белохвостикова.

— Забыл, — признался я, сбрасывая тапочки. — Надень мои. Заходите в комнату, сейчас поставим чай.

— Чай это хорошо! — сказала Бондарчук. — Талгат, давай сюда торт. Раз эта ненормальная семья пьет только воду, хоть подсластим жизнь тортом.

— Хочешь погибнуть в самом расцвете? — сказал я Бондарчук. — Это, Наташенька, смерть твоим зубам и фигуре.

— Ничего, — засмеялась она. — Выйти замуж я успею, даже может быть, не один раз, а потом пусть все гибнет! Скатерть стелить не будем?

— Обойдетесь, — сказала вышедшая с кухни жена. — Николай, раздвигайте стол. Вы, вообще-то, сегодня по поводу или просто так?

— Тебе нужен повод? — спросила Белохвостикова. — Сейчас придумаю. Окончание семестра подойдет? Нам, ребята, осталось учиться всего пять месяцев! А потом свобода!

— Свобода у нас была в детстве, — сказал я, разливая всем чай по чашкам. — Только никто ее не ценил, наоборот, все стремились стать взрослыми. Теперь у тебя, Наташа, впереди одни сплошные обязанности. На работе придется вкалывать, потом муж…

— Какой муж?

— А я знаю? Первый, второй, может быть, даже третий. С твоими внешними данными… И дети от первого брака, от второго брака…

— Люся, я твоего мужа сейчас загрызу! — пообещала Наталья.

— Грызть не дам! — сказала жена. — Это можно только мне. А тебе разрешаю его стукнуть. Только он твоей ладошки не почувствует, принести скалку?

— Если меня за каждую шутку бить скалкой, я быстро кончусь, — предупредил я жену. — Пострадает весь мир, но ты — в первую очередь. Послушайте, может быть, кто-то голоден? У нас, правда, кроме колбасы и паштета ничего нет, но бутерброды можно сварганить.

— Мы не голодны, — отказался Николай. — Поели у Наташи, а потом со съемок заявился ее отец и всех разогнал. Мы подумали, что вы уже дома, и не ошиблись. Так что хватит торта. Только включите телевизор, сейчас будут новости.

В ожидании новостей ели торт и говорили о новой песне Высоцкого. Осенью я попытался с ним сблизиться, побывав в театре на Таганке, но ничего не получилось. Познакомиться мы познакомились, но взаимной симпатии не возникло. Просто я еще раз убедился в том, что сам человек и его творчество — это совершенно разные вещи.

— Все-таки жалко, что наши не побывали на Луне! — сказал Талгат, смотревший выпуск новостей. — Луноход это здорово, но не то.

— Знаешь, в какую копеечку обошлась бы такая прогулка? — спросил я. — С полсотни Луноходов можно отправить. А толку — чуть, разве что престиж. А раз нас в этом обскакали, то и тратиться незачем. Правильно объявили, что приоритетным направлением будет создание большой орбитальной станции.

— Классный телевизор, — сказал Николай. — Как в форточку смотришь. Дорого только. Сейчас магазины завалили электроникой. Телевизоров пока мало, а приемников, проигрывателей и магнитофонов — море! И качество гораздо лучше того, что было раньше.

— Ерунда твои магнитофоны! — сказала Бондарчук. — Отец сказал, что скоро будет лекарство, которое восстанавливает сердце! Вот это здорово! По двести лет будем жить.

Интересно, откуда Сергей Федорович о нем узнал? Это лекарство пытались создать с моей подачи, и год назад Келдыш в последний раз консультировался со мной именно по поводу него. Поэтому я был немного в курсе того, как обстоят дела.

— Не получится у нас жить двести лет, — сказал я Наталье. — Это лекарство восстанавливает только сердце, а в человеке еще много всего, помимо него. Да и лечить нужно, пока человек не слишком состарился, а то толку мало.

Со мной именно так и было. Когда профессор биохимии Сольберг изобрел свой препарат в двадцать четвертом году, мой поезд уже ушел. Пару лет спустя в России его уже повсеместно применяли, и деньги на лечение у меня были, да толку то… Я не знал точного состава, только то, что для его изготовления использовались два вида океанических водорослей и один из трех видов морских ежей. Основное лечение заключалось в инъекциях небольших доз препарата прямо в сердце. Если человек не был развалиной, его сердце полностью регенерировало за два-три дня. А вот глубоким старикам такое делать было почти бесполезно. Все равно, конечно, делали. Почему не сделать, если человек готов платить деньги? Пробовали его использовать и для других тканей, но эффект был во много раз слабей, а лекарство стоило очень дорого. Из отходов производства делали таблетки. Не такие дорогие и эффективные, но если применять их месяцами, эффект был неплохой. Их я пил.

Я записал в тетрадках и вид водорослей, и какие это были ежи, поэтому вскоре несколько научных коллективов занялись созданием нового препарата. Нужных водорослей в южных морях было… море. А вот с ежами было хуже. Нужные виды были редки. Для исследования их достали, для массового применения их надо было разводить. Этим, как я узнал, занялись во Вьетнаме. Я не позавидовал исследователям. Из сотен соединений необходимо было выделить нужные, потому что наличие посторонних примесей снижало эффективность препарата и вредило сердцу. Три года шли бесконечные опыты. Наши биологи и фармацевты шли опытным путем, Сольберг, судя по тому что я о нем читал, с самого начала знал, что ему нужно. Это швед вообще был гением: почти все препараты, совершившие революцию в медицине, были его рук делом. У нас таких гениев не нашлось, поэтому недостаток качества восполняли количеством, делая тысячи опытов. Келдыш ко мне приехал, когда работы уже дали первые результаты. Проблема была в том, что уколы нужно было делать очень точно, а выполнить такое, не вскрывая грудную клетку, не получалось. В мое время эта операция проводилась через грудную клетку с контролем аппаратурой УЗИ, о которой я в своих записях не упомянул. Пришлось садиться и описывать принцип работы ультразвуковых зондов.

— Все-то ты знаешь! — проворчала Бондарчук. — Люсь, почему он у тебя все знает? Что ни спроси, сразу готов ответ. Анекдотов откуда-то набрал столько, что диву даешься. Они у тебя когда-нибудь закончатся?

— Конечно, закончатся, — ответил я. — Вместе со мной.

— Я вчера ездила в Быково встречать мать, — продолжила Наталья. — Так там сейчас повсюду поставили ворота, которые реагируют даже на связку ключей. Пассажиров заставляют выворачивать карманы. Непонятно, зачем это нужно.

— Поймешь, когда какой-нибудь придурок захватит самолет с твоими родными и будет требовать вывезти его на Запад, — объяснил я ей. — Скоро и вещи будут просвечивать рентгеном, чтобы никто не возил чего не надо. Бомбу, например.

— Не было никогда такой ерунды! — возразила Белохвостикова.

— Все когда-нибудь происходит в первый раз, ребята, — сказал я. — Из-за Израиля мы со многими в мире испортили отношения, да и у нас в стране есть недовольные. Так что всякое может быть. Лучше небольшие неудобства, чем гибель людей.

— Насчет ухудшения отношений ты узнал у Брежнева? — спросила Белохвостикова. — Я о таком в газетах не читала.

Наверное, о том, что мы близко знакомы с Леонидом Ильичом в Москве уже знали даже дворники, поэтому я это и не скрывал, тем более от друзей.

— Что-то узнал от него, об остальном додумался сам. Думать иногда полезно. Знаешь, сколько евреев в Соединенных Штатах?

— Никогда не интересовалась.

— По официальным данным их там сейчас миллионов восемь. Вроде бы немного, но в американском обществе это очень богатая и влиятельная группа. Их много в органах власти, юстиции, торговле, финансовом секторе, медицине и верхушке армии. Среди них очень сильна сионистская пропаганда. Для еврейского лобби лояльность по отношению к Израилю превыше всего, а лояльность по отношению к США зависит от того, насколько решительно США поддерживают Израиль. Если бы Америка отвернулась от еврейского государства и разорвала «особые отношения» с ним, это лобби протестовало бы всеми мыслимыми способами. А теперь арабы с нашей помощью поставили на сионизме крест. И как, по-вашему, к нам после этого будут относиться? А ведь две трети всех евреев Израиля нашли пристанище в США. Остальные пополнили еврейские диаспоры в основных капиталистических странах Западной Европы. Результаты уже есть: все работы в рамках достижения безопасности и сотрудничества в Европе свернуты, а в США вдобавок к уже существовавшим торговым ограничениям ввели новые. В этом году они нам даже отказались продавать зерно. Мало того, что сами почти прекратили торговлю, пытаются давить на тех, кто этого пока не сделал.