Пионер. Том III - Клим Ветров

трещину в стене. — Это хорошо, если там… — Лосев неопределённо мотнул головой куда-то в сторону, — всё быстро и безболезненно пройдёт. А если нет? Если человек такие муки испытал, что ещё на той стороне умом поехал… — Он резко вдохнул, словно пытаясь загнать обратно непрошеные мысли. — А тут на тебе — снова живой и здоровый. Не у каждого нервы выдержат.

— Получается Бес того?

— Однозначно. С ним как раз тот случай, раненый в плен попал, а там… Сам знаешь какие «миколы» изобретательные. Много он им крови попил, вот и отыгрались на полную катушку.

Плен всегда не хорошо, в любой войне и на любой стороне, но тут Лосев прав, в отношении наших пленных «небратья» отличались особой, звериной жестокостью. А Бес, он для них был чем-то вроде легенды, этакий кровавый демон в человеческом обличье.

Шухер потушил окурок о подошву сапога и встал, потянувшись так, что суставы захрустели.

— Ладно, — буркнул он, хлопнув меня по плечу. — Хватит нытьё разводить. Давай еще по одной!

Мужики замолчали, потягивая коньяк из стаканов. Я вращал свою кружку в руках, наблюдая, как свет от лампы тонет на её дне. Шухер, сидя рядом на топчане, методично катал хлебный мякиш. Лосев же, навалившись на стол, задумчиво водил пальцем по его растрескавшейся поверхности.

— Понятно, — начал я, поставив кружку. — А ты сам-то как умудрился? Тебе ж в двадцать втором за семьдесят должно быть?

Лосев приподнял бровь, медленно поворачивая голову. Его взгляд скользнул по моему лицу, словно сверяя с каким-то внутренним шаблоном. Может мне кажется, но вроде бы у него даже тон сменился, если раньше он разговаривал со мной как с пацаном, то сейчас появились доселе незнакомые, уважительные нотки. Что это, отмена конспирации? Или дело действительно в уважении?

— Стукнуло бы, — поправил он, делая ударение на слове. — В четырнадцатом миной шандарахнуло. — Он резко щёлкнул пальцами, заставив Шухера вздрогнуть. — Я тогда еще молодой был, меньше шестидесяти. В ополчение пошёл, полгода провоевать успел. — Рука непроизвольно потянулась к воротнику, поправляя несуществующие складки. — А здесь… — Он замолчал, в упор глядя на лампочку. — Когда оказался, думал — в рай попал. Ан нет: на дворе семидесятый год, и мне двадцать лет, только дембельнулся.

Шухер фыркнул, размазав мякиш по столу.

— Рай, говоришь?

— И как? — перебил я, не давая Шухеру продолжить.

Лосев потёр переносицу, словно стирая невидимую пелену.

— Да как… Отлично. — Голос внезапно стал твёрже. — Второй шанс жизнь прожить. Ошибки исправить.

— Поэтому в контору пошел?

— Я и тогда, в первый раз, мечтал о конторе. — Он говорил медленно, неторопливо, словно заглядывая в шпаргалку. — Только в поезде, когда дембельнулся… — Пауза. Глоток коньяка. — Подрался. Ничего такого: уроду одному нос сломал, челюсть сдвинул. Как итог — условка. Ну и прощай мечты, называется…

Он резко вскинул голову, выпил залпом, даже не поморщившись. Стакан с глухим стуком опустился на стол. Шухер присвистнул, оценивая, но промолчал.

— И кем ты сейчас? В каком звании? — спросил я, чтобы разрядить тишину.

Лосев выпрямился, плечи расправились сами собой. Даже тень на стене за его спиной казалась строже.

— Полковник. Начальник службы второго отдела третьего главного управления. — В голосе зазвучали стальные нотки.

— Звучит серьёзно, — я присвистнул, намеренно утрируя. — А если попроще?

Уголок его рта дёрнулся — подобие улыбки.

— Контрразведка. Второй отдел управы по Ленинграду и области.

Шухер громко чокнулся со мной, расплёскивая коньяк. Капли упали на стол, впитываясь в древесину.

— Наша встреча… подстава? — спросил я вдруг, глядя Шухеру прямо в глаза.

— Ну да, — бросил он, вытирая рукавом рот.

— А сразу подойти и спросить — никак?

— Не всё так просто, Дима, — Лосев поднял руку, потянувшись за папиросой. — Сейчас не буду тебе голову забивать, но… Поначалу я решил, что ты, как и Бес, с катушек слетел. — Палец постучал по виску. — Да и потом… — Взгляд стал острым, сканирующим. — Очень многое в операции зависело от того, насколько естественно ты себя поведёшь. Малейшее подозрение — и каюк. Два года подготовки — псу под хвост.

— Подробнее можно?

— Нет, Дима, нельзя. — Закурив, он выпустил слова вместе с дымом. — Ход времени… — Палец постучал по командирским часам на запястье. — Не механизм. Прямых вмешательств история не терпит. Поэтому действуем как в бильярде. — Он приподнял папиросу, рисуя в воздухе траекторию. — Бьёшь по одному шару. Тот ударяется в борт, от борта — в другой. Потом в третий. И едва ощутимое касание четвёртого…

— Как же тогда мы? — я ткнул пальцем в себя. — Мы же одним своим появлением меняем кучу всего?

Лосев прищурился, будто примерял ко мне невидимые очки.

— Меняем. Но как? — Он резко потянулся к столу — Вот ты хотел спасти соседа. Вадик, кажется?

Я кивнул.

— Ага.

— Дело вроде благое, — Голос Лосева стал резким, — А в итоге — два лишних трупа. И это ещё цветочки. Ягодки впереди.

— В смысле? — спросил я, сжимая в руках кружку.

— Представь, что та девушка, которую прирезал твой Вадик…

— Он не мой! — неожиданно для себя я ударил кулаком по столу так что подпрыгнули стаканы и расплескался коньяк.

— Неважно, — Лосев даже не дрогнул. — Она не вышла замуж. Не родила детей, которым судьбой было предназначено… — Он сделал паузу, затягиваясь. — Спасти кого-то. Изобрести двигатель. Найти лекарство от рака. Полететь в космос.

— Или запустить машину в толпу, — добавил Шухер.

— Или. — Лосев кивнул. — Мало ли что в человеке заложено?

— Значит, нельзя взять и грохнуть кого-нибудь из правительства? — привстал я — Из тех, про кого точно известно — вор, урод, предатель?

Лосев медленно повернул голову. Усмехнулся.

— Можно. Только смысл?

— Ну как… Нет человека — нет проблемы! Тот же Чубайс… Если б его катком переехало, представь, насколько проблем меньше!

— Нет, так не работает. Найдётся ещё десяток, если не сотня таких же Чубайсов, и не факт что они не будут хуже. Общество, оно рождает тех, кого заслуживает. Тот же Гитлер, погибни он в первой мировой, не появился бы третий рейх? Не было бы Великой отечественной? Вряд-ли. И рейх бы появился, и война бы никуда не делась. Просто Гитлера звали бы иначе: Гиммлер, Шольц, Вальтер, или ещё как-то. Сами немцы хотели тогда себе такого лидера, хотели всего того что делали. Холокост, концлагеря, газовые камеры.

— Ты так считаешь?

— Уверен, — сказал он, разминая затекшую шею. — Людей газом не Гитлер травил. Это делали обычные немцы. Простые венгры. Добрые румыны. Братушки болгары. — Каждое слово он выделял язвительным ударением, будто вбивая гвозди. — Толстые австрийцы. Законопослушные финны… — Рука махнула в сторону, смахнув со стола крошки хлеба. — И так далее.

— Потом да, спихнули вину на