Чëрный Выброс: подкритическая реактивность - Радислав Лучинский

дальней далëкости, звуки как звуки. Знакомые. Такие, как и должны быть. И вообще всё такое, как должно быть, только голова ещё немного тяжëлая.

— Рэйден, я тебя сейчас стукну!

— Не на-адо! — проскулил он с дурашливой жалобностью, — Я у тебя хороший!

Лина даже не улыбнулась.

— Что ты такое видел?

— Ну, как это "что"? — ехидно сказал Тошка, выглянувший из кухни и услышавший этот вопрос, — Главного инженера в сияющем венце! Главный инженер потрясал золотым копьëм и говорил, что Майно-Коломенский уволен.

— Чернобыльников! — осадила его ИАЭС, — Это серьёзно! Если Рэй что-то видит, оно важное!

Будучи одним из лучших "эфирщиков" Светлояра, Рэй "что-то видел" с достаточной регулярностью. На строгом языке учëных это называлось "непроизвольное импульсное включение". И каждый раз происходило одинаково — внезапный приступ слабости, головокружение и калейдоскопическая череда образов перед глазами. А потом ужасно хочется пить и не сразу получается встать.

Путаницу неясных образов инструкции велели как можно скорее записывать на мнемокодер, а потом вдумчиво разбираться, что в там к чему. В их группе занималась этим как раз по преимуществу Лина. Саму её никакие "непроизвольные импульсные" не посещали, как, впрочем и Эрика Сосновского. Тошке и Дайичи они иногда на голову (Точнее, в голову) валились, но и припятчанин и самурай видели, в основном, подробности своих аварий. А вот Рэйден улавливал разумом всё, что угодно — от сигналов бедствия, которые не могла почему-то засечь аппаратура, до имëн инопланетных станций, погоды в Ташкенте и обрывков научной полемики аришмийских теоретиков с сейенскими. Жаль только, что фрагментарно и безо всякого порядка.

Жертву собственной феноменальности втащили в кухню. Нахлобучили на голову холодный пластмассовый обруч с электродами. Дайичи сунул ему в руки чашку с остывшим чаем. Замерцал экран готового к работе кодера.

Видения Рэю в этот раз достались исключительно неприятные. Огромная призрачная рука, хищно шевеля скрюченными пальцами, тянулась к незнакомой, мрачноватой на вид станции в излучине светлой реки, и там, где эта рука проползала, умирали травы. Прозрачнела и истекала серебряными искрами другая станция, невероятно изящная, с голубовато-белыми корпусами, серебрящимися, как лунный свет. Чëрная туча неумолимо надвигалась на кривые узкие улочки старинного города, и на её пути плавились, точно восковые, дома и башни. Какой-то придурок в чëрном кожаном плаще с хохотом кружился в неистовом танце по полю из тëмного стекла, поливая всё вокруг горящей жидкостью. Мерцали и гасли неведомые созвездия, сквозь которые мчалась сверкающая комета, и Рэй откуда-то знал, что комета мыслящая и хочет умереть, потому что кто-то не любит её и никогда не полюбит. И сквозь это всё тревожным мучительным пульсом пыталось пробиться какое-то слово или имя. Рэйден напрягал все силы, но так и не сумел расслышать, как оно звучит. Последним в череде странных картин мелькнуло лицо парня с длинными, до плеч светло-русыми волосами, скорбно склонëнное над каким-то надгробием.

— М-да, — пробормотал Эрик Сосновский, отрываясь от экрана кодера, — Понятнее, как всегда, почему-то не стало.

— Ноосферический мусор, — хмыкнул Чернобыльников, — Кинозарисовка под похоронный марш!

Сегодняшняя порция рэевских озарений показалась ему зловещей. А когда Чернобыльникова пугали, он наглел и говорил одни только пакости. Даже помимо воли, такая вот у него была реакция на страх.

— Мусора у Рэя не бывает, — строго напомнила Лина, — Вот у него, как раз, все импульсные так или иначе по делу.

— Угу, — кивнул Эрик, — Вот только, чего именно Рэй в инфопространстве наловил, всегда становится понятно потом. Когда уже всë другими путями выяснилось и пора научные отчëты писать. Вот тогда да — все хлопают себя по лбу: ой, а Рэюшка же наш это видел в первый день работы!

Всклокоченный и измученный Рэй прожëг его уничтожающим взглядом. Честно заслуженная Сосновским гадость, увы, никак не желала придумываться.

Да и вообще, настроение сделалось ещё паршивее. Мерзкие видения могли предвещать что угодно. Даже войну. Такую, например, как у несчастной Аришмы с этими, чтоб у них паросепаратор отпаялся, Завершителями. Конечно, Светлояру на помощь моментально придут и та же Аришма, и родина Михаила Константиновича, но всё-таки… Инопланетные танки на улице Александрова? Дырка от пули во лбу дурацкого Индейца? Обугленные развалины вместо дома и школы?

До сих пор Рэю приходилось видеть только чужую войну. Безжалостно страшную, но всё-таки успокаивающе далëкую. Она вползала в вечерние комнаты с телевизионных экранов или врезалась в память горящими строчками "Повести о настоящем человеке" и "Молодой гвардии". Иногда зловеще шелестела информационными сводками из других Зон. Однажды война оказалась даже совсем рядом, там, у Риенки, где охотились друг на друга в красных лесах порабощëнные Розой и защитники истинной веры. И Рэю, растерянному пришельцу, подобранному группой учеников Распада, пришлось привыкать замечать растяжки, подносить заряды для плазменника и подбирать раненых. В настоящий бой, разумеется, старшие товарищи, старались его не пускать. А потом он сжëг кошмарную аномалию и какое-то время наблюдал, как владения Храмовников зачищают от её не в меру шустрых жертв. Именно это о планете Мериар он вспоминать не любил.

Тошка как-то говорил, что даже хочет, чтобы кто-нибудь, таинственный и враждебный явился в Светлояр. Тогда он ка-ак проявит запредельную храбрость, ка-ак всех спасëт, пусть даже ценой собственной радиоактивной жизни! И умирая, успеет подумать, что вот теперь достоин пожать руки ликвидаторам. Тошка ужасно храбрый. А вот он, Рэйден, знает о себе, что не очень. Его от одной мысли насчёт таких перспектив мутило.

А все эти призрачные руки и космические самоубийцы — явно ключ к чему-то, это какой-то шифр или код, только вот поди его ещё расколдуй! Особенно, прямо сейчас, когда у левого виска уже притаилась тень будущей головной боли.

Экран кодера погас. Лина обвела всех ожидающим взглядом.

— У кого какие мысли? По поводу этого, и вообще.

— А у тебя у самой какие? — Дайичи выключил и убрал кодер, — Особенно про "вообще".

— Я бы сначала побеседовала с Александром Николаевичем, когда он проснëтся. Чтобы хоть что-то было. А потом всё-таки надо и Михаилу Константиновичу и Арсению Никитичу позвонить. Показать материалы.

— Линочка, дорогая наша! — взвился Чернобыльников — Не думай, что ты тут умнее Нобелевского Комитета! Естественно, с отцом надо поговорить, когда он проснëтся! Но что нам делать сейчас?

Рэй украдкой тëр виски и раздумывал, куда бы поаккуратнее смыться. Аналитик из него сейчас всё равно как из бора ТВЭЛ. Голова разбаливается всё больше, а ещё в ней крутится гнусная мешанина из недавних видений и жутких рассказов Тошки о чернобыльской аварии. Фильм ужасов для одного невольного зрителя — кто-то крадëтся в темноте к портальным аномалиям Светлояра, тащит какие-то