Печать Мары: Пламя. Книга I - Дарья и Алексей Домбровские

не заговоренная. Как же! Клинок-то басурманский. Крови християнской хочет. А не дашь ему кровушки-то, так и хозяйскую кровь возьмет. Как ляха того.

Отец Сергий недоверчиво глянул на говорящего, одновременно пытаясь от него отстраниться. Но староста, не замечая движения священника, придвинулся к нему еще ближе.

— Да застрелил Николка ляха того… Бах! И усе!

— Да нет! Распластал надвое! Да вот те крест!

Староста перекрестился быстрым мелким движением.

— Не богохульствуй! — зашептал в ответ Сергий густым басом, но Антипыч продолжал, как будто не замечая слов собеседника.

— Мне Савка наш, с Омутищ, Палашки сын, ну, который при Кушликовых горах с Силиным был… Так вот, он сказывал, ну, Савка этот, что только лик святой Богоматери, ну, который на клинке, да молитва эту диавольскую саблю и сдерживают… Чтоб кровь хозяина не взяла.

Поп снова отстранился и взглянул на старика. Недоверие в его взгляде сменилось на удивление. Отец Сергий явно ждал продолжения истории, но староста отодвинулся на свое место, а затем важно произнес:

— О-о-о как!

Тем временем Силин вынул саблю и бережно, как ребенка, придерживая одной рукой за рукоять, другой за край лезвия, дал в руки одному из гостей. Тот внимательно, с явным уважением, оглядел оружие и передал его дальше.

Когда очередь разглядывать боевую реликвию дошла до Сеньки, он быстро обтер руки о кафтан и благоговейно принял оружие. Он поднес лезвие поближе к глазам, беззвучно зашевелил губами, читая вытравленные на металле буквы. Грамота давалась окладчику из Заливов гораздо хуже боевых навыков, но и тут Сенька смог справиться. Удовлетворенно хмыкнув, он поднялся со своего места, взял саблю за рукоять, поднял ее так, чтобы не терять из виду текст молитвы, и торжественно произнес:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Си…

Силин не дал ему закончить. Он порывисто подошел к Сеньке, мягко, но в то же время решительно взял саблю из его рук.

— Не нужно всуе…

В воцарившейся тишине слова Силина прозвучали особенно значительно. Он вложил саблю в ножны. Крестовина негромко клацнула, заходя в верхний наконечник ножен.

Силин обвел собравшихся взглядом. Гости настороженно молчали. Силин махнул рукой одному из служек, которые стояли вдоль бревенчатых стен. Ближний к Силину сметливый парень подскочил к нему с полной чаркой.

— Ну что, други мои! Под саблю!

Сам поднял саблю, вложенную в ножны, высоко над головой и крикнул:

— Под саблю… Под саблю!

Гости возбужденно, с каким-то неосознанным облегчением зашумели, сдвинули чарки и кубки, выпили и загалдели, обсуждая силинскую саблю, Василя-литвина, который испортил дочку Маркела, цены на воск и мягкую рухлядь, новости из Новгорода, дела московские и тревожные вести из Литвы и Крыма.

Силин еще раз обвел взглядом пирующих. Парнишка, который принес ему чарку, хотел было принять у Силина саблю, но тот отрицательно мотнул головой, подошел к сундуку и очень тщательно принялся заворачивать ее в тяжелую, вышитую неведомыми гербами ткань. Завернул, бережно положил в сундук, опустил тяжелую крышку и с чувством выполненного долга вернулся к гостям.

Уселся на свое место в верхнем конце стола, окинул взглядом горницу, где гудела шумная ватага гостей. Знакомые с детства лица, родные стены. Вот только родные ли? За годы службы Силин успел отвыкнуть от всего этого. От размеренной, неторопливой помещичьей жизни, строгих и не очень постов, семейных выходов в церковь по праздникам, охоты и рыбалки по будням… По тому, как быть хозяином, мужем, отцом… Отцом. Он тяжело вздохнул. Настя… Настенька… Единственный его кровный человек. Другого такого у Силина и не будет. Но… нужно ехать. И сердце вдруг защемило от набежавшей тоски-печали.

* * *

Пир еще гудел, когда Силин вышел из горницы, прошел сенями и зашел в одну из кладовок, которую использовали как оружейную. Василь сидел на лавке и задумчиво натирал медную бляху с перевязи сабли. Силин обнял литвина. Тот не пошевелился, продолжая свою работу.

— Ну что ты в голову берешь эту чушь, Василь. Ты же знаешь, ты как брат мне, — с сердечным теплом заговорил Силин. — Гордейка напился и глупость несет. Ну, Василь…

Силин потряс Василя за плечи. Тот отложил перевязь, посмотрел на Силина, откинул голову и посмотрел на небо. В его глазах мелькнула тень грусти, но он кивнул, признавая слова друга.

— Да я знаю… Спасибо, пан Николка… Спасибо, друже, — сказал он с легким акцентом.

Силин улыбнулся.

— А что, правда и Натаху слюбил? — спросил он, пытаясь перевести все в шутку.

Василь засмеялся в ответ, уже собираясь что-то сказать, но промолчал.

— Василь, — Силин снова похлопал литвина по плечу, — а давай завтра велю баньку истопить, попаримся! А?

Василь молча кивнул и снова начал натирать бляху.

— Пойдем?

— Ты иди, пан Николка, я потом… подойду.

Силин недоверчиво посмотрел на литвина, но ничего не сказал. Еще раз похлопал его по плечу и пошел обратно к гостям.

* * *

С утра в баню все-таки не пошли. Затопить, конечно, затопили, но вот ни Силин, ни Василь туда не спешили. Голову ломило от похмелья, а горло было похоже на сухие крымские степи. Похмелились пивом, кислыми щами и послеобеденным сном. Солнце уже давно перевалило за полдень. Петляя по узкой тропке, Силин и Василь пришли, наконец, в стоящую неподалеку от усадьбы баню. Быстро разделись и заскочили в парилку. Пар еще держался, но хватило его всего на пару заходов.

Силин плеснул кваса на угли. Они зашкворчали, и пар медленно заполнил небольшую парилку. Василь охнул и опустил пониже голову.

— Хорошо! Хорошо же. А, Василь?

Литвин не отвечал. Силин втянул ноздрями обжигающий терпкий воздух. Хлебный и пряный. Действительно, как же хорошо.

— Все, пан Николка, не могу более.

— Да ты погодь…

Договорить Силин не успел. Василь ужом проскользнул между ним и печкой и выскочил наружу.

— Дверь, дверь прикрой… Черт не русский! Весь пар выпустишь.

Но литвин не слышал. Силин с неохотой поднялся с лавки и прикрыл дверь в парилку. Вернулся на свое место. Расслабленно опустил руки вдоль тела. Снова вдохнул воздух. Нет… Уже не то. Горький запах подгоревшего хлеба уже висел в воздухе. Силин ударил ладонями по мокрым от пота коленям и пошел на выход.

Василь сидел на лавке с пивным кубком в руках и смотрел в небольшое оконце, как большое красное солнце клонится к закату.

— Хорошая баня. Лучше, чем здесь, в Ёгне, да и нет, пожалуй, нигде. Жаль, самый жар упустили.

Василь, не поднимаясь с места, оглянулся.

— Тебя, пан Николка, послушать — в Ёгне все лучше, чем где-то!

Силин налил себе пива,