Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

Через минуту после них в дверях кают-компании появился лейтенант Воблин, гладко выбритый и облачённый в парадную форму № 2. С ним вошла и его свита – Щипко, Кобельников и Верейчук. У каждого из воблинских сообщников в руках было по револьверу.

– Спокойно, господа! – невозмутимо сказал старший офицер в ответ на открытые рты и изумлённые глаза своих коллег. – Для начала прошу выслушать меня не перебивая, а затем я охотно отвечу на ваши вопросы.

И лейтенант Воблин разразился пространным получасовым монологом о положении в стране и в мире… В кратком пересказе основные тезисы лекции заключались в следующем. В России назрела революция, гораздо более организованная и масштабная, чем в 1905 году. Самодержавие, сословия и бю-

рократическая государственная машина изжили себя. Всюду несправедливость. Верхи не могут, низы не хотят… Интернационал, мировая революция, пример Англии… Экспроприация экспроприаторов… Свобода, равенство, братство… Долой войну!.. Вся власть – народу… Землю – крестьянам, заводы – рабочим!..

– А матросам что? Воду? – ехидно спросил гардемарин Куролесов.

– Моряки вообще и матросы в частности – это самый сознательный авангард грядущей революции! – оратор сделал вид, будто не заметил сарказма заданного вопроса. – Нашему кораблю выпала огромная честь первыми поднять красный флаг и стать катализатором революции. А затем нас поддержат наши соратники, и к концу недели революционные знамёна будут реять над всем Балтийским флотом и всеми его базами! Царь будет вынужден отречься от престола и передать власть в руки народа.

– Так что вы от нас хотите, господин Воблин? – спросил Генрих Гадд охрипшим от волнения голосом.

– Я хочу спросить: вы с нами, то есть с народом, или против нас? Попрошу высказаться каждого.

– Простите, а где командир корабля? Почему его нет с нами? – спросил Куролесов. – Он знает о ваших намерениях?

– Да, командир в курсе, – не моргнув глазом соврал Воблин. – Он сейчас в своей каюте обдумывает наш план действий.

– Ну-ну! – усмехнулся гардемарин. – Так я вам и поверил! Я полагаю, что мало кто из офицеров сможет так вот запросто отречься от присяги, данной нами государю! Вы – исключение!

Старший офицер начал злиться, и в его голосе зазвучали металлические нотки:

– Запомните, гардемарин: Отечество, народ и государь – это далеко не одно и то же! Мы присягали Отечеству, и ныне, быть может, пробил час положить жизнь на алтарь его!..

С лица Куролесова тоже слетела ехидная полуулыбка, а в глазах засверкали молнии.

– Вы, Воблин, предатель и изменник! – жёстко произнёс он, чеканя каждое слово и медленно поднимаясь со своего кресла. Затем он резко вскочил и выхватил из ножен кортик:

– Я требую…

Закончит фразу строптивому гардемарину не дали. Щипко и Верейчук кинулсь к нему с двух сторон и вырвали кортик из рук. Куролесова скрутили, и ещё не протрезвевший кондуктор Щипко не отказал себе в удовольствии крепко вмазать своему недавнему обидчику в ухо. Остальные офицеры замерли в оцепенении: от поддержки своего коллеги их остановило дуло 4,2-линейного револьвера «Смит-Вессон», направленное в их сторону машинным квартирмейстером Бонифацием Кобельниковым.

Воблин криво ухмыльнулся:

– Что ж, юному царскому сатрапу с народом не по пути! Но нам, масонам-революционерам, свойственно истинное человеколюбие. Мы не причиним несмышлёнышу зла. Мы просто изолируем его от прогрессивной части народных масс!

Мятежный старший офицер приказал двоим своим сообщникам отвести Куролесова в свободную каюту и закрыть его снаружи на заранее припасённый амбарный замок. А сам, поигрывая вынутым из кармана наганом, вновь обратился к оставшимся офицерам:

– Ну, кто следующий выскажет своё мнение?

В кают-компании повисла тягостная тишина, неожиданно прерванная двумя резкими хлопками над головой. Тонкая металлическая настилка палубы миноносца обеспечивала отличную слышимость, и каждый из присутствующих понял, что это были револьверные выстрелы.

Минуту спустя в кают-компанию ввалились Верейчук и Щипко. Последний по-ковбойски крутил на указательном пальце наган, от которого исходил запах горелого бездымного пороха. Рот нетрезвого кондуктора расплылся в кривой улыбке:

– Звиняйте, товарищ Воблин, но этот сучий потрох Куролесов пытался на нас напасть. Пришлось его пристрелити. Оборонялись мы…

Сидевшие за столом офицеры побледнели, а лицо мичмана Хамма вообще стало белее снега. Уж он-то понимал, кого мятежная матросня отправит на тот свет следующим. Аксель был щедр на зуботычины, и помимо обиженного им сегодня черномазого Бобо найдётся ещё десяток нижних чинов, возжелающих свести с ним личные счёты. Надо было как-то выкручиваться…

Затянувшуюся паузу первым нарушил инженер-механик Юрьев:

– Я не совсем понимаю, что вы задумали и чего вы хотите добиться. Но меня это, в общем-то, не касается. Я человек под-

невольный, и если получу приказ от старшего офицера, то его выполню. Правда, только в рамках своих должностных обязанностей! Машины и котлы – это моё, а от остального – увольте!

Воблин удовлетворённо кивнул:

– Хорошо, принимается. Вы будете получать от меня приказания, соответствующие исключительно вашим должностным обязанностям. Но в случае их невыполнения вам придётся отвечать по революционным законам!

Теперь остались лишь друзья-мичмана, и лидер мятежа начал сверлить их своим малоприятным взглядом:

– Ну-с? Я жду.

– Нарушение присяги и Морского устава – это тяжкие преступления, – промямлил Аксель фон Хамм. – За них в лучшем случае можно схлопотать каторгу, а в худшем – смертную казнь. Это пассив. А что в активе? Допустим, ваш план удался, весь Балтийский флот поднимает ваши масонские флаги. Нам-то, мичманам, какой в этом прок?

Тут на Воблина снизошло красноречие, и он начал рисовать радужные перспективы… Мятежный лейтенант несомненно обладал даром оратора. Сверкая глазами, он говорил страстно и безапелляционно. Чувствовалось, что он не раз моделировал в мечтах своё будущее и свято уверовал в придуманный им самим миф. Поэтому свой очередной монолог закончил такими словами:

– …Если я стану… ну, хотя бы морским министром новой демократической России, то те офицеры, что стояли у истоков великих преобразований и не боялись диалектически мыслить, вправе рассчитывать на адмиральские должности, независимо от возраста, выслуги и ценза. А самые толковые и самые преданные станут командующими флотами и начальниками их штабов.

– Ну, это если ваш план удастся, – недоверчиво покачал головой Аксель, восхищаясь масштабом воблинских амбиций. – А если не удастся? А если наш… наше… ммм… выступление вообще никто не поддержит?

– Поддержат! – надменно-самоуверенно заявил Воблин. – Вы знаете, что такое «Центробалт»? Разумеется, не знаете: мы, члены Центробалта, соблюдаем строжайшую конспирацию. Но поверьте мне на слово: в экипаже каждого корабля Балтийского создана ячейка из эмеров – членов партии масонов-революционеров. А руководит ими Центробалт. У нас железная дисциплина и жёсткий централизм: если будет приказано поднять восстание, ни один из эмеров не осмелится не выполнить приказ!

Но сомневающийся Хамм не унимался:

– А всё же: если нас не поддержат или наш бунт закончится