Псы Господни 2 - Олег Велесов

сын мой, отчего ты решил напасть на меня? Если ты хотел есть, то мог выйти на дорогу и попросить хлеба. Я бы дал. Но ты предпочёл меч. И чем, по-твоему, я должен воздать тебе за это?

Пленный извернулся, увидел священники и завыл громче:

— Ваше преподобие, простите… дьявол — всё его проделки. Он заставил.

— Ну уж нет, дружок, — покачал головой отец Томмазо, — дьявола я чувствую сразу, нет его в тебе. А вот жажду серебра вижу. Не ради хлеба ты оружие поднял, но ради наживы. Так что не юли передо мной, а отвечай по правде: много здесь таких как ты?

— Ваше преподобие, не ведаю счёта, не скажу. Двоих вот этот зарубил, — указал он на меня взглядом. — А ещё два раза по столько с этой стороны сидели.

— Семь, стало быть, — удовлетворённо кивнул инквизитор. — Живёте здесь или пришлые?

— С заката… пришлые мы…

— Похоже, те самые крестьяне, за которыми де Бонн гнался, — доедая яблоко, сказала Марго. Она швырнула огрызок в пленного, не попала и потянула из сумки второе.

— Видимо, так, — согласился отец Томмазо. — Что ж, сын мой, ты покусился на имущество церкви, а значит пытался украсть у самого Господа. Знаешь ли ты, чем карается подобное?

— Это всё дьявол, дьявол… Простите, ваше преподобие!

Отец Томмазо окликнул келаря.

— Брат Стефан, распорядись, чтоб похоронили умерших. Да пусть одежду с тел не сдирают, нехорошо голых в землю класть.

Вернулся Клещ, покачал головой и проговорил с досадой:

— Удрали. По следам не меньше четверых. Чучельник одного подстрелил, крови вокруг… Но не бросили, с собой увели. Жаль, были бы люди, можно догнать.

Монахи выложили в ряд тела убитых, тут же у обочины взялись копать яму. Клещ глянул на меня с одобрением.

— Двоих сработал? Молодец, с крещением тебя, — и пнул пленного. — Монсеньор, с этим что делать?

— Похорони, как и остальных. Не оставлять же его гнить на дороге.

Услышав приговор, пленный захрипел:

— Как же так, ваше преподобие? Как можно? Жив же я, жив!

Клещ взял его за ворот и потащил к яме.

— Ну так живым и похороним.

Глава 4

В Верден мы прибыли на четвёртый день после полудня. Я серьёзно рассчитывал отдохнуть, пока отец Томмазо будет заниматься своими делами. Сходить в баньку, отстирать бельё, съесть ещё чего-то кроме чечевицы и лука. Увы, на следующее утро снова пришлось отправляться в путь. Брат Стефан, с которым я немного сдружился, разъяснил, что отец Томмазо хотел встретиться с кардиналом де Баром, епископом Шалона и Вердена, но тот отправился в Дижон ко двору герцога Филиппа Доброго. Видимо, и в Шалон мы заезжали, чтобы встретиться с кардиналом, но также не застали на месте. Теперь наш путь лежал на юг по левому берегу Мёза. Где-то в той стороне находился следующий пункт нашего путешествия — город Нанси.

Я не очень хорошо разбираюсь в картах, особенно средневековых, поэтому целиком полагался в этом вопросе на Клеща и монсеньора Томмазо. Им лучше знать, где находится Нанси. Брат Стефан обмолвился, что идти нам четыре дня, то есть целых четыре дня я снова буду утаптывать грязь на дороге, вытирать пот со лба и ощущать, как усталость каплей за каплей высасывает из тела последние силы.

Однако, через два дня пути я неожиданно для себя понял, что желание послать всех нахер и завалиться на обочину начало рассасываться. Я втянулся в общий ритм движения, исчезла тяжесть в ногах. Усталость чувствовалась по-прежнему, но она не казалась навязанной. Точно так бывало на многочасовых тренировках с Гуго, вроде бы сил не остаётся, а понимаешь, что тебя это не напрягает. На очередной ночёвке, которую устроили в деревушке Баннонкур на берегу Мёза, я уже не спешил быстрее запихнуть в себя ужин и завалиться спать, а взял меч и при мерцающем свете жирового фонаря устроил артистическое фехтование. За неимением противника, я ходил по двору, принимал стойки, отражал атаки, наносил удары. Щенок стоял поодаль и старался повторять мои движения, используя вместо оружия палку. Сначала меня это забавляло, а потом стало раздражать. Его неумелые и откровенно жалкие потуги вызывали отторжение. Невозможно на такое смотреть.

Я подозвал его и проговорил:

— Слушай сюда, пацан. Все эти твои ужимки…

В голову вдруг пришла мысль: а почему бы не показать ему пару приёмов? Он уже не ребёнок, на вид лет одиннадцать. В этом возрасте Гуго вовсю гонял меня по тренировочной площадке. Так может и мне взяться за обучение этого… как мама называла его? Венсан Ла Шьё?

Я взъерошил волосы на его голове.

— Ты хороший мальчишка, и если хочешь, я стану обучать тебя фехтованию.

— Значит… Значит отныне я ваш паж, господин? — задохнулся Щенок в предчувствии приближающегося счастья.

Я устал объяснять ему, что пажом может быть только молодой дворянин у настоящего рыцаря, но все подобные объяснения были для него лишь сотрясением воздуха, поэтому пришлось согласиться.

— Да, отныне ты мой паж. Старайся, учись, и через несколько лет станешь оруженосцем.

Щенок завибрировал радостью.

— Тогда клянусь, что не оставлю вас в беде никогда! Я бы и так не оставил, а теперь совсем-совсем не оставлю. Честно! Я буду слушать вас как отца и подчинятся во всём. Сделаю всё, что вы прикажете и не предам даже под пытками!

Хорошая клятва, чем-то напоминающая оммаж вассала своему господину.

— Принимаю твою клятву и клянусь в ответ, что тебе всегда найдётся место за моим столом и тёплый угол под крышей моего дома.

После этого я полчаса показывал ему, как правильно держать меч. Для первого урока этого будет достаточно. Мой первый учитель, Николай Львович, всегда повторял, что о бойце судят по тому, как он держит меч. Поставь рядом десять фехтовальщиков, попроси принять их одинаковую стойку и сразу станет видно кто из них кто. Про Кураева Николай Львович говорил, что в этой десятке он первый, про остальных не говорил ничего, и про меня в том числе. Было обидно. Не хотелось чувствовать себя не первым, и может быть именно эта обида заставляла меня тренироваться до изнеможения. Счёт личных побед между нами был в мою пользу, однако Николай Львович продолжал называть Игоря первым.

Ну и хрен с ним. Пусть он первый, зато я лучший, и я реально в Средневековье