Олигарх - Михаил Шерр

Поговорив еще немного по сути ни о чём, мы разошлись по своим спальням.

Мы с Сонечкой только однажды расставались на несколько месяцев, когда она после последних тяжелых родов осталась в России, а я поплыл в Америку. Именно в то моё отсутствие Маша и вышла замуж, предварительно получив от моей супруги железные гарантии, что я не обижусь. Несмотря на возраст и четыре беременности, а всех детей жена сама не только кормила грудью но и баюкала по ночам, когда они не спали, выглядела она потрясающе, на мой взгляд почти также, как в те времена когда мы поженились. Время явно было не властно над ней.

Несмотря на мою усталость, мы всю ночь занимались любовью, я в этом деле оставался молодцом, несмотря на приближающийся полтинник, а в перерывах разговарили, вернее говорила Сонечка. Она спешила как можно скорее дать мне подробный отчет о проделанной работе. В итоге заснул я уже утром и спал сном младенца, когда зять уехал к министру.

Он не только получил новое назначение, но и предписание немедленно выехать к новому месту службы. Причем слово немедленно было не фигурой речи, а реально требованием убыть по назначению в течении часа.

Новым местом службы была Первопрестольная, где через две недели он должен будет принять командование 1-й Легкой Гвардейской Кавалерийской дивизией, которая уже получила приказ срочно выдвигаться в Москву. А еще через неделю дивизия должна будет начать движение в Крым, чтобы войти в состав Крымской армии.

Эту потрясающую новость сообщила мне испуганная сестрица. Она с ужасом думала как её любимый супруг будет командовать дивизией. Мало того, что он до этого командовал только армейским драгунским полком, кем приходилось командовать в Севастополе было совершенно не понятно, так дивизия еще и гвардейская. Она серьезно опасалась демонстрации спеси родовитых гвардейцев.

Вот уж чего-чего, а этого я совершенно не опасался. Если Государь простого, хоть и очень заслуженного, драгунского полковника производит в генералы и назначает командиром гвардейской дивизии, то понятное дело это не просто так. И что бы в данной ситуации надувать дворянской спесью щеки, надо быть полным идиотом. Да и при всей скромности моего зятя за версту было видно, что денег у него куры не клюют.

В полку, которым он командовал до войны, текли молочные реки и были кисельные берега. Сестрице на откуп было отдано всё полковое хозяйство и денег на него она не жалела. Иногда Маша даже оплачивала карточные долги господ-офицеров. Правда этому всегда предшествовал «душевный» разговор её супруга с незадачливым картежником, иногда с небольшим мордобоем, общаясь с господами офицерами, по некоторым поводам зять свои пудовые кулаки пускал в ход без раздумий. А вот на нижних чинов даже голос не повышал.

Однажды в моем присутствии он надавал подзатыльников одному нерадивому офицеру. И тот неожиданно предъявил господину полковнику претензию, что нижних чинов он чуть ли не на руках носит, а господам офицерам по мордасям достается. Сергей Ильич рассмеялся и очень добродушно ответил:

— Нижние чины у нас, батенька, бесправны и безсловесны. А вы, ежели видите оскорбление своей дворянской или офицерской чести, можете мне в любой момент своих секундантов прислать.

Дураков было нема. Однажды один нашелся, но через час он прибежал к полковнику со своими извинениями, успев получить перед этим два десятка вызовов на дуэли от офицеров полка.

Похода на юг я не опасался, будучи твердо уверен что за две недели обязательно последует мирное предложение. А новое назначение Сергея Ильича свидетельствовало только об одном: мой план, в той или иной форме, Государем Императором принят.

Три дня я просто отсыпался за многомесячный недосып. После кончины императора Николая Первого не было наверное ни одной ночи когда удалось непрерывно спокойно поспать часов восемь подряд. Постоянно находились какие-нибудь неотложные дела, а ожидание нужных известий лишало сна напрочь. И сейчас, когда наконец-то что-то сложилось, наступила закономерная разрядка.

Через трое суток почти непрерывного сна в моей голове переключился какой-то тумблер и ранним утром 11-ого января я встал с постели в замечательнейшем настроении, свеженький как весенний огурец, полный сил и желаний.

После утреннего кофе я приказал заложить экипаж и мы с женой проехались по предрассветному Петербургу. Питер я любил, причем не только в прекрасные летние дни. В прежней и нынешней жизни в промозглую ветряную погоду моему организму очень комфортно когда постоянно моросит и с Финского залива дует пронизывающий ветер. А когда зимой выпадали редкие денёчки и в город приходила настоящая зима, одевая его в белоснежные наряды, я вообще ощущал себя почти на седьмом небе.

Вот и сегодня был именно такой день, ветер с залива стих, был легкий минус и за ночь все вокруг укуталось снегом. Неожиданно для себя я сильно продрог и был рад оказаться в своем хорошо протопленном рабочем кабинете.

В моем кабинете было несколько рабочих столов, они были как бы «тематические». Различных бумаг скопилось изрядно, Софья Андреевна аккуратно раскладывала их по различным столам и бдительно следила за порядком в кабинете, пыли на бумагах скапливалось изрядно и доверенные люди регулярно убирали её.

Первое, чем я решил заняться, это были транспорт и связь.

Еще до войны, через Ротшильдов, я принял деятельное участие в строительстве первых телеграфных линий Европы, испытывая по этому поводу сильнейшие угрызения совести. Получалось что мои миллионы работают не на благо России, а во вред. Европа начала быстро покрываться сетью телеграфных линий, а у нас все поначалу было как всегда.

Я потратил бешеные деньги на подготовку и стажировки русских инженеров и рабочих в Европе и Америке. Это было категорическое условие моего участия в финансировании любых проектов. Мои партнеры ничего против не имели, они даже с этого получали неплохой гешефт. Не просто так господина-товарищи Томас Джозеф Даннинг, а за ним и Карл Маркс, сказали о влиянии процента прибыли на мировоззрение капиталистов.

Через какое-то время мои миллионы все-таки сработали, удалось начать строительство телеграфных линий в Европейской России и к концу 1854-ого года были построены приличные линии, связавшие Питер и центр России с Финляндией, Прибалтикой, Польшей, Молдавией, Крымом, Кавказом и Уралом. Заканчивалась линия до Архангельска и наконец-то потянулась линия в Сибирь. Там правда уже были её куски по несколько сот километров. Но это все еще надо было соединить в единое целое.

Стоимость работ была фантастической, строить что-нибудь путнее на наших необъятных просторах быстро, качественно и дешево можно только в сказках, когда у тебя в подрядчиках ходит щука-волшебница. А её у меня не было. И даже двум моим гениальным менигерам, я по молодости стал употреблять это слово, а не новомодное менеджер, говоря об организаторах каких-либо работ, не по силам было что-либо изменить.

Два брата-близнеца Василий и Иван Алексеевичи Петровы были из семьи, которая служила нам на протяжении многих поколений. Абсолютно точно в семейном архиве была какая-то запись об участие боевого холопа Петра, считавшегося основателем их рода, в Казанских походах Ивана Грозного.

Братья были моими ровесниками, их матушка была моей кормилицей, а затем нянькой. Моей самой большой детской тайной было то, что я её любил больше матушки. С Васькой и Ванькой прошло всё мое детство и юность. С пеленок братья знали, что служба князю Алексею Андреевичу является главным в их жизни.

В пятилетнем возрасте они однажды спасли меня, когда необъезженный жеребец сорвался с привязи. Садиться за парту в одиночестве я категорически отказался и рядом с моей появилась и парта для братьев. Из-за моего категорического отказа учиться без них, мое обучение было домашним.

Надо отдать им должное, учились они хорошо и прилежно. По крайней мере строгие учителя, а денег на эту публику родители не жалели, их чаще хвалили, чем ругали. В тринадцать лет мы отправились учиться в Императорский Санкт-Петербургский университет, я своекоштным студентом, а братья стали вольнослушателями.

Мой дед в 1812-ом году был губернским предводителем дворянства, после начала войны с Бонапартом вернулся на военную службу, быстро сформировал в губернии пехотный полк во главе которого был на Бородинском поле, где и сложил свою голову. Вместе с ним на войну, денщиком князя, ушел отец братьев Петровых.

После гибели своего хозяина и командира он остался дальше служить в полку, с которым дошел до города Парижа и был произведен в офицеры. Весь израненный и больной