Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич

Именно тогда был создан первый тренерский совет сборной. Она называлась не сборная СССР, а сборная Москвы. В совет вошли Аркадий Чернышев, Владимир Егоров, Павел Коротков, Александр Игумнов и Анатолий Тарасов. Тарасов стал представителем тренерского штаба на площадке. Он участвовал во всех трех матчах, первый из которых хозяева выиграли 6:3, второй проиграли 3:5, а третий завершили вничью 2:2.

ЛТЦ была базовой командой национальной сборной Чехословакии, выигравшей за год до этого чемпионат мира в Праге и через год — в Стокгольме и добывшей серебро Олимпиады-48 в Санкт-Морице. Однако до места проведения чемпионата мира 1950 года — до Лондона — чехословацкая команда не добралась. И — пускай и косвенным образом — это оказалось связано с результатами их «московского визита» 1948 года.

В Праге тогда практиковалось то же самое, что и в Москве при Сталине. Служба безопасности фабриковала высосанные из пальца обвинения и устраивала массовые аресты. Хоккеисты этой участи не избежали. 11 марта 1950 года они должны были вылететь в английскую столицу, но в аэропорту игрокам объявили, что они никуда не летят, поскольку чехословацким радиорепортерам не дали английские визы. «Пока они их не получат, останемся в Праге», — сообщили игрокам, которые сразу же вернулись в город. Знаменитый финский хоккейный статистик Том Рачунас подарил своему другу, известному отечественному историку хоккея Семену Вайханскому копию уникального документа — протокола стартового матча чемпионата мира в Лондоне. 13 марта 1950 года турнир должна была открыть встреча Чехословакия — Бельгия. В протокол были внесены имена чехословацких хоккеистов, но именно в тот день почти всех включенных в протокол официального матча мирового первенства игроков, спровоцировав на драку с сотрудниками госбезопасности, арестовали в ресторане «Золотой трактир». В октябре того же года Тайный государственный суд (своего рода «тройка») приговорил 12 человек к различным срокам тюремного заключения. Ни одному из них не были предъявлены обвинительные акты — до тех пор, пока они не поставили свои подписи под судебным разбирательством. Набор в те времена был одинаков в коммунистических странах: шпионаж, вредительство и государственная измена. Попутно же им инкриминировали «враждебное отношение к Советскому Союзу», а отягчающим обстоятельством стало то, что члены делегации ЛТЦ во время поездки в Москву якобы высмеивали советских граждан. «Заканчивалась поездка в СССР, — пишет чехословацкий журналист Роберт Бакаларж в книге «Потерянные годы» (в переводе Вайханского опубликована на страницах журнала «Спортивные игры»). — Игроки ЛТЦ перед отелем ожидали автобус, который запаздывал. Была зима, и Стибор достал мяч, купленный в Москве. Прямо на площадке началась игра. Неподалеку стоял милиционер и с таким интересом смотрел на них, что они пригласили его поиграть. Вот где пришлось новичку побегать! Смеху было много, особенно в тот момент, когда кто-то протолкнул ему мяч между ног (у спортсменов это называется “ясли” и всякий раз пробуждает необузданное веселье). Хохотали и над милиционером. И он смеялся вместе с ними. А потом в Праге, на суде, выяснилось, что они насмехались над советскими людьми, и это еще более ухудшило их положение…» Больше всех получил вратарь Богумил Модры — 15 лет. На год меньше присудили Густаву Бубнику, будущему известному в Европе хоккейному тренеру, работавшему, в частности, со сборной Финляндии. Остальным досталось от восьми месяцев до двенадцати лет.

Модры отсидел пять лет, потеряв в пяти тюрьмах, по которым его за годы заключения возили, здоровье, и умер в 1963 году в 47-летнем возрасте. «После выхода из заключения, — рассказывала его вдова Эрика, — Божа сторонился людей. Встречался лишь с теми, с кем был осужден. Не выказывал ни малейшего интереса к встречам с работниками Хоккейного союза. Это стало особенно очевидным в 1959 году, когда в Праге проходило очередное первенство мира. Никто из руководителей нашего хоккея не поинтересовался, хочет ли Божа посмотреть эти игры. Зато это сделали русские тренеры Тарасов и Чернышев. Они возили Божу на стадион своим автобусом и брали к себе на скамейку запасных. Они приходили к нам в гости и тогда, когда Божа уже лежал. Он был им страшно рад… Когда Божик умер, Тарасов с Чернышевым прислали письма с выражением соболезнований. Во время другого посещения — это было зимой 1963 года — мне позвонил Розиняк (нападающий ЛТЦ и сборной Чехословакии. — A. Г.) и сказал, что Тарасов хочет со мной встретиться. Я шла к нему в отель с благодарностью. В номере кроме Тарасова и Чернышева был и кое-кто из руководителей Хоккейного союза.

— Вы знаете ее? — спросил Тарасов. — Это госпожа Модры. Знаете, кто был Божа Модры? Он нас научил играть в хоккей, и мы этого не забудем до самой смерти.

Так два советских тренера дали моральный урок нашим людям!»

…Воображение первых зрителей матчей по хоккею с шайбой поражала «скамейка штрафников». Она располагалась в некотором отдалении от площадки и напоминала «загон» для домашних животных. Публика тут же окрестила ее «тюрьмой» и требовала «нести передачу» каждому удаленному.

Сергей Савин рассказывал, как он судил матч московского «Динамо» со «Спартаком» из Ужгорода. «Гости, — вспоминал Савин, — были экипированы в полную хоккейную форму, самую совершенную для того времени, присланную им чехословацкими друзьями. Такой формы никогда не видели не только московские болельщики, но и я — начальник отдела футбола и хоккея всесоюзного Спорткомитета (в Риге Клаве показывал мне лишь довоенные образцы). Все мы вместе с одинаковым удивлением и любопытством рассматривали гостей и с началом матча, помнится, изрядно подзадержались». Впрочем, гости явно уступали москвичам в конькобежной подготовке, скорости и выносливости и проиграли с разгромным счетом 0:23.

Сразу несколько моментов повлияли на развитие новой игры в Советском Союзе. Долгое отсутствие искусственного льда — первый дворец, на площадке которого можно было играть под крышей, построили в 1956 году, — как ни странно, пошло новому виду спорта на пользу. В СССР с самого начала стали практиковаться тренировки хоккеистов на земле, и с течением времени Тарасов, пионер в этом деле, их усовершенствовал, превратив в важнейший элемент подготовительного периода и закладки фундамента «физики» на значительную часть сезона.

Был в начале 50-х годов клочок искусственного льда в парке имени Дзержинского размером в 120 квадратных метров. ЦДКА отводили для тренировок шесть часов: с полуночи до шести утра. На площадке одновременно могли тренироваться в полную силу четыре-пять хоккеистов. Тарасов не понимал, каким образом его игроки добирались до этого «катка», причем никто никогда не опаздывал. Даже болельщики ночью собирались. И недовольных не было. «Не думали тогда об условиях, — говорил Тарасов. — Не помню ни единой жалобы. Не думали о том, что получим за хоккей, а думали, как овладеть им».

Тарасов иногда рассказывал потом канадцам об этом островке 10 на 12, на котором фактически зарождался хоккей с шайбой в стране. Те не верили, говорили, что выдумывает. Окончательно же Тарасов добивал их, когда упоминал в рассказе, где они мылись после тренировки. В бочке, стоявшей рядом! «Почему-то в бочке этой, — вспоминал Тарасов, — всегда была глина».

Плюсом для новой игры стало и то обстоятельство, что в первые годы в «шайбу» стали играть «русачи», летом к тому же переходившие на футбол. Они хорошо катались, владели навыками точного паса, а футбол способствовал развитию тактического мышления. «Игрок, прошедший через школу русского хоккея, — писал журналист Юрий Ваньят, — имеет все основания стать первоклассным игроком канадского хоккея».

Не только спортивная пресса освещала чемпионаты СССР по хоккею с шайбой. В одном из январских номеров журнала «Огонек» за 1950 год появился репортаж из раздевалки хоккейной команды — весьма редкий, надо сказать, жанр журналистики. Но Тарасов, бывший к тому времени уже тренером команды ЦДКА, дал журналисту «добро». Этот небольшой репортаж интересен деталями, отражающими то хоккейное время, и добавляет штрихи к характеру Тарасова: