Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик

наш эротический дресс-код бывает избыточен, нарочен и довольно неудобен в обращении; возможно, единственным полноценным сравнением с чулками как элементом дресс-кода может являться галстук – предмет туалета, служащий исключительно маркером, данью дресс-коду, стимулятором значимости как для носителя, так и для его наблюдателей. Стереотип «предпринимателя» подразумевает костюм (или тщательно подобранную разбивку пиджака и брюк), рубашку, галстук, классическую или псевдоклассическую обувь, иногда – запонки и часы в качестве аксессуаров. Этот набор более или менее гарантирует человеку, претендующему на данную социальную роль, приемлемую оценку со стороны того, кто интересуется им в качестве «предпринимателя». Стереотип «сексуальной женщины в эротическом костюме» до определенного момента подразумевал как минимум сколько-нибудь замысловатую пару «трусы-бюстгальтер» (пусть не слишком хитрого кроя, но, по крайней мере, из материалов, имеющих «эротический» привкус). «Бабушкины панталоны», оказавшиеся на Бриджит Джонс[13] в момент решающего эротического свидания, не просто стали ее личным кошмаром, мучительно перенесенным позором: они стали, в некотором роде, психологическим оружием в руках ее партнера, дважды припоминавшего ей эти панталоны, когда ему было необходимо проявить доминантность собственной позиции в отношениях. Нетрудно представить себе, что Джонс в эти же моменты готова была продать душу дьяволу, лишь бы вернуться назад и соблюсти эротический дресс-код более тщательно. Не меньшим позором покрывается одна из героинь комедии «Роми и Мишель на встрече выпускников» (Romy and Michele’s High School Reunion, 1997). Бывшая «королева класса», когда-то изводившая Роми и Мишель своими издевками, десять лет спустя, естественно, оказывается в проигрышной ситуации, с точки зрения главных героинь фильма: у нее нет карьеры, ее муж – бабник и алкоголик, и почему-то третья беременность тоже оказывается частью списка провалов; но главное, конечно, происходит в последние пять минут фильма: ветер раздувает подол ее свободного платья и – о ужас! – на ней оказываются высоко сидящие белые трикотажные трусы. Тут-то победа протагонисток, конечно, становится окончательной; мы же таким образом, выясняем, что последний триместр беременности – не повод позволить себе пренебрегать эротическим дресс-кодом.

С еще большим тщанием эротический дресс-код соблюдается в тех ситуациях, когда реципиентом-наблюдателем оказывается не единственный партнер, а группа участников секс-вечеринки или посетители секс-клуба. В первую очередь здесь понятие дресс-кода может оказаться буквальным – в случае его несоблюдения носитель рискует не вызвать недовольство или недоумение партнера, но вовсе не быть допущенным к участию или впоследствии быть удаленным из зала. Практически любой клуб, постоянно функционирующий в режиме секс-вечеринок или время от времени устраивающий такие вечеринки, составляет строжайший набор правил и прилагает все возможные усилия для того, чтобы оповестить об этих правилах любого потенциального участника; далеко не в последнюю очередь эти правила касаются одежды участников. Некоторые из этих правил направлены на сохранение благожелательной расслабленной обстановки и на избежание откровенных конфликтов между гостями: так, для мужчин часто не поощряется полное обнажение в общих помещениях; на априорно гетеросексуальных вечеринках для мужчин обычно строго запрещено ношение женского белья (об этой особенности речь еще пойдет в разделе «Эротический костюм и гендер»). Для женщин правила мягче, но и здесь не поощряется, например, подчеркнутая маскулинность (не путать с «мужскими» элементами одежды – рубашкой, шляпой, галстуком, – о которых еще тоже пойдет речь) – например, ношение strap-on[14]; для представителей обоих полов могут запрещаться подчеркнуто иронические костюмы и белье с провокативными или оскорбительными надписями («Все бабы – суки», «Я трахал твою жену»). Другой явный признак нарушения дресс-кода – несоблюдение тематической направленности вечеринки: так, на «ванильных»[15] вечеринках мужчина может не пройти дресс-код, явившись в подчеркнуто-BDSM-костюме (женщине, впрочем, такая выходка может сойти с рук). Причина запрета – не только нарушение тематического единства и общего духа вечеринки: приведенный пример иллюстрирует трактовку костюма в терминах безопасности участников – мужчина, пришедший в «агрессивном» эротическом костюме, может проявить агрессивное сексуальное поведение, что не соответствует уже не костюмному, а поведенческому коду мероприятия. Даже если он не совершит никаких поступков, выпадающих из общего диапазона, его костюм будет снижать чувство безопасности у окружающих: мужчины будут недовольны присутствием столь агрессивно выглядящего соперника, женщины – присутствием потенциального агрессивного партнера.

В секс-клубах и на секс-вечеринках эротический костюм нередко берет на себя особую репрезентативную нагрузку: здесь сексуальное «я» должно функционировать как социальное «я» и принимать на себя все риски, сложности и ограничения, диктуемые социальной ситуацией. В силу этого, помимо формальных костюмных запретов, диктуемых организаторами мероприятия, здесь действует тот же механизм саморегулирования, который обеспечивает костюмное соответствие в повседневных социальных средах. Здесь наиболее явно проступает один из самых сложных для соблюдения балансов в костюме как таковом: баланс между сексуальной привлекательностью и построением дистанции между носителем и реципиентом. Секс-хеппенинг ставит всех участников в ситуацию, когда привычные костюмные коды, сообщающие нам о дистанции, предпочитаемой носителем, почти разрушаются: появление на людях человека в прозрачном пеньюаре или обтягивающих серебристых плавках традиционно означает для нас или необходимость госпитализации этого человека, или его готовность немедленно участвовать в той или иной сексуальной активности (или и то и другое, в любом порядке). Однако в ходе секс-хеппенинга, где такой костюм является не только нормой, но и – зачастую – требованием, код невербального общения изменяется, трансляция социальных и межличностных сообщений начинает происходить по иным принципам.

Так, в рамках костюма, который за пределами подобного хеппенинга трактовался бы как «эротический», можно диктовать совершенно внятную дистанцию другим участникам действа: например, женщина, надевающая поверх пары белья пеньюар (пусть и прозрачный, и отороченный красным мехом), может вполне четко сообщать о своем намерении сохранять неприкосновенность. Точно так же мужчина в кожаных брюках и кожаном жилете на голое тело, который в обычном ресторане воспринимался бы как вызывающе одетый сексуальный агрессор, в данном контексте может четко обозначать свою позицию наблюдателя, – если, конечно, его поведение не говорит об ином (заметим, что и здесь – хотя речь, казалось бы, идет об относительном обнажении по сравнению с бытовыми ситуациями – правило «больше одежды – меньше готовности к немедленному сексуальному контакту» нередко продолжает действовать и считываться).

В этих примерах речь идет не о зафиксированном коде, но о вполне доступном для считывания невербальном сообщении. Механизм дешифровки становится более тонким, «шифровальные таблицы» меняются, на место одних заступают другие: аналогичным образом обыватель может увидеть прохожего в армейской униформе и обозначить его для себя как «военного», в то время как другой военный в ходе профессионального разговора, безусловно, обратит внимание на костюмные маркеры воинского звания, статуса и места службы собеседника. Дополнительная сложность создается еще одним серьезным изменением в методах трансляции сообщений – изменением соотношения между костюмным языком,