Овечки в тепле - Анке Штеллинг

А для Беа это заветное место. Мы там были шесть лет назад, все вместе, впятнадцатером. С палатками на газоне, в которые по утрам совали нос козы. Мы кололи дрова и ели фондю, а Каролина показывала Беа, как засушивать цветы.

– Почему же, тебе можно – с Ульфом и Каролиной или с Кристианом и Эллен или со всеми вместе. Только без меня.

– Так я тоже не хочу.

Она убирает посуду в шкаф.

– Ты не обязана солидаризоваться со мной.

– Но я на твоей стороне. Я тоже нахожу их всех идиотскими с их домом и общим придомовым садом и с их детьми в полосатых пуловерах и с фьялравеновскими рюкзаками.

– Ты хочешь себе рюкзак «Фьялравен»?

– Нет! – говорит она – несколько поспешнее, чем надо.

Я чувствую своё сердце. Беа скручивает кухонное полотенце в жгут – в плётку.

– А если и хочу? – говорит потом.

– Не ругайся на тех, у кого он есть.

Я забираю у неё кухонное полотенце и вешаю его. Беа остаётся с пустыми руками.

– Я куплю тебе, – говорю я.

– Что?

– Рюкзак «Фьялравен». Чтобы ты убедилась, что он вообще не приносит никакого особенного счастья.

Басня, чтобы легче перенести несчастье. Рассказать про голодное сердце так, чтобы твоё собственное при этом не сокрушилось:

Про лису и виноград. Недосягаемая кисть кажется ей недозрелой.

Про журавля, который потчует лису похлёбкой в кувшине с узким горлом. Ха-ха!

Про косулю – нежную и невинную, которая лежит в лесу под елью и прислушивается к охотничьему домику. Там пляшет медведь, там в разгаре охотничий бал. «Какое примитивное веселье!» – говорит себе косуля, отворачивает уши и подтягивает под себя все четыре ноги.

Я надеваю маску, чтобы никто не узнал меня, Беа. Наряжаю детей в костюмы, эти плюшевые комбинезоны, которые превращают вас в фигурки животных. Заставляю вас – ещё лучше – по двое изображать четвероногих, это выглядит как настоящее, достаточно накинуть сверху коричневую попонку – и готово. Таким образом я могу себе позволить что угодно. Почему я не додумалась до этого?

Посуда вымыта, стол накрыт.

Все дома, все такие настоящие, что даже больно.

На следующей неделе осенние каникулы.

Киран заявляет, что не будет ходить на каникулах в группу продлённого дня, Джек говорит:

– Но ты должен; когда мне было восемь, я ходил.

И Беа тоже за своё: опять напоминает, что в их классе все планируют что-нибудь хорошее, все, кроме неё.

Я (опрометчиво): «Да? И что именно?»

Беа: «Сицилию, Барселону, Мальорку. А Карл со своим отцом даже летит в Лос-Анджелес».

Я (после короткой паузы, во время которой мне, к счастью, вспоминается прошлое лето): «Но ты же терпеть не можешь семейный отпуск».

Беа: «Амели и Роня едут в Кёльн к сестре Рони».

Я: «Ты могла бы поехать в Мюнхен к Гитти».

Беа: «Что мне там делать?»

Я: «Понятия не имею. А что будут делать в Кёльне Амели и Роня?»

Беа: «Развлекаться?»

Я: «Хорошо, я…» (лихорадочно соображаю, нет ли у меня знакомых в каком-нибудь чужом городе).

Беа: «У нас никогда ничего не происходит! Вы идёте работать, а я сижу дома и вынуждена терпеть своих дурацких братьев».

Я: «Киран пойдёт в группу продлённого дня».

Киран: «Нет, не пойду».

Я: «Нет, разумеется пойдёшь».

Киран (разозлившись): «А Джеку так можно остаться дома и всё время играть!»

Я: «Джеку придётся готовить обед и делать что-то по дому и ещё что-то для школы. А это не такое большое удовольствие, как тебе кажется».

Джек: «Вот именно».

Беа: «Не прикидывайся. Конечно же будешь всё время играть».

Джек: «Заткнись».

Беа (ко мне): «Вот видишь? Сил моих нет».

Киран: «Я не пойду в группу продлённого дня».

Я: «Хорошо, оставайся дома. Все остаются здесь, мне-то что».

Линн: «Мне тоже можно остаться?»

Я: «Конечно!»

Беа: «Ты что, серьёзно?»

Я: «А что? Ты можешь поехать в Мюнхен к Гитти. Ты вообще единственная, кто может делать всё, что хочет!»

Джек (ехидно): «Вот именно, Беа».

Беа делает к Джеку шаг и плюёт ему в лицо.

Я: «Вот скажи, Беа, что это такое?»

Джек ревёт и вытирает себе нос рукавом пуловера.

Лицо Беа краснеет, но голос у неё ледяной: «Я же могу делать всё, что хочу».

И она удаляется в свою комнату.

На четырёх ногах не потанцуешь.

У меня плохо получается отделить себя от Беа. Можно даже сказать: она – это я. С какой радостью я поехала бы с подругой в Кёльн! Или хотя бы к дедушке с бабушкой в деревню. Всё лучше, чем эти бесконечные дни, этот последний серый квартал года – что делать во всей этой серости, со всем этим пустым временем?

Кстати: когда год кончится, мы останемся без квартиры.

М-да, моя фройляйн, сказала бы я, и уж тогда скучно не будет. Не ругайся на катастрофу; ты ещё будешь тосковать по тем дням, когда самым худшим в жизни были ссоры из-за планшетного времени и из-за мытья посуды. Будешь скучать по милым чертам твоих братьев, когда марцанская шпана преобразит их до неузнаваемости…

Как я хочу, чтобы все были счастливы.

Но как я могу их заставить?

Я веду «комби». Нет, «комби» для нас уже недостаточно, необходим семиместный автомобиль, «Рено-Эспейс» с «гетто»-кнопкой для блокировки дверей на тот случай, если мы до темноты не успеем добраться до цели. А мы не успеваем, мы едем медленно, а день короток.

Это последний школьный день перед осенними каникулами, я ещё с утра всё собрала, уложила, «Эспейс» забит, Линн уже внутри, сидит на своём возвышении, обтянутом бархатом, Свен на пассажирском сиденье рядом со мной. Мы паркуемся возле школы и ждём.

– Вот они! – И тут идут они, старшие сестра и братья, широкими шагами.

– Привет! – И прощаются у ворот школы с друзьями.

– Поехали! – И мы едем к дедушке и бабушке в деревню.

Мы весело поём, потому что на планшет наложено табу на всё время каникул. «Высоко на жёлтой повозке», – поём мы, и другие песенки, осень уже наступила, «Рено» гудит дальше в сторону Магдебурга, всё прямо и прямо, никуда не сворачивая.

Свен говорит, что самое лучшее в Нижней Саксонии то, что любоваться тут особо нечем.

По краям дороги – картофельные поля.

Когда стемнело, мы пересекаем привокзальный квартал города Лерте. Я нажимаю на «гетто»-кнопку; со щелчком утопают на дверцах кнопки блокировки. В Нижней Саксонии их называют «пипочки»; дети хихикают.

В родительском доме Свена в деревне горит свет. Бабушка в фартуке стоит