Я с тобой! - Людмила Лаврова

из дома и удирал до того, как мать проснется. Как и тогда, когда он был еще младенцем, Ирину волновало только одно – чтобы он был чистым. За грязные уши или руки она могла накостылять так, что Павел потом ерзал на стуле весь урок, потому что проще было стоять, чем терпеть боль. Одежда его всегда была чистой, уши отмыты до скрипа, а грязь из-под ногтей вычищена. И потому в школе учителям даже в голову не приходило, что у мальчика какие-то проблемы дома. Он был в меру вежлив с учителями и одноклассниками, а на уроках сидел смирно, памятуя о той науке, которую вдолбила ему в голову Семеновна, умоляя помнить о том, что их сосуществование зависит от правильного поведения Павла. Завтракал он обычно в школьной столовой или во дворе своего дома, где делил бутерброд с котом Семеновны, которого нашел-таки спустя несколько недель после того, как Ирина забрала его. Выждав некоторое время и дав матери успокоиться, он впервые сбежал из дома, пешком прошел через весь город, так как боялся, что кто-то его остановит и вернет к матери, и долго слонялся у заколоченного домика Семеновны, зовя своего друга.

И чудо случилось!

Кот, услышав знакомый голос, пришел. Худой, грязный, совсем не похожий на того упитанного красавца, каким был когда-то, он терся о ноги Павлика, мурча так оглушительно громко, что тот не выдержал и рассмеялся сквозь слезы, обнимая кота:

– Тут я! Тут! Вместе мы теперь! Не бойся!

Затолкав кота под куртку, он долго еще бродил по окрестностям, зовя собак, но так и не нашел их.

Домой в тот день Павел вернулся около полуночи. Пристроил кота во дворе, в старой коробке, извиняясь, что не может взять его с собой домой, а потом поднялся в квартиру.

Ирина спала, уронив голову на стол с остатками очередного пиршества, и Павлик тихонько проскользнул в бабушкину комнату, где спал теперь с разрешения матери.

Утром он первым делом выскочил во двор, ища кота, но тот никуда и не думал убегать. Жалобно мяукнул, приветствуя Павла, и с удовольствием съел все, что принес мальчик. И в то утро даже сухой хлеб, который Павел нашел на кухонном столе среди остатков вчерашнего застолья, показался и мальчику, и коту настоящим лакомством.

С тех пор кот, которого так и звали – Кот, жил во дворе. Зимой прятался в подвале, а летом гонял пришлых котов и даже собак, защищая ребятишек на детской площадке. А кроме того, исправно таскал к подъезду, где располагалась контора местного ЖЭКа, пойманных крыс. Где он их находил и почему приносил прямо под нос «начальству», оставалось загадкой.

Женщины во дворе Кота быстро оценили. Гонять запретили и подкармливали наперебой. Поэтому скоро впалые бока хвостатого снова округлились, и он гордо вышагивал по двору, ожидая, когда у Павлика появится время, чтобы пообщаться. Кота не раз пытались забрать к себе сердобольные жительницы района, но он исправно сбегал уже на следующий же день и отправлялся искать Павла. Только увидев своего мальчика, он успокаивался и переставал метаться по двору.

Со временем к Коту привыкли и уже не трогали его, прекрасно понимая, кого хвостатый считает хозяином.

И кто знает, как сложилась бы жизнь Павлика, если бы однажды Кот не пропал.

Его исчезновение Павел заметил сразу. Вышел утром во двор, спеша в школу, так как немного проспал, и замер.

Кота не было.

Хвостатый, который обычно уже караулил мальчика на крыльце подъезда, не появился даже на зов. Павлик обошел двор, сунул голову в окошко подвала и долго звал своего друга. Но Кот так не появился. И вот тогда мальчик забеспокоился.

– Павлик! Ты почему не в школе?!

Соседка, сердобольная Нюрочка, которая работала в маленькой булочной недалеко от Пашкиного дома и частенько угощала его свежим хлебом, покачала головой:

– Нельзя так! Маму в школу вызовут и ругать будут! Стыдно, Павлик!

Павел в ответ чуть не рассмеялся. Когда это его маму в школе ругали? Да она ни разу там и не была с тех пор, как отнесла документы, прося зачислить сына. Ни на одном родительском собрании она ни разу не появилась и Павлику приходилось врать, что она работает или болеет. Ирина и правда работала санитаркой в больнице, но не ее занятость была причиной того, что дела сына совершенно ее не волновали.

– Натворишь что – голову откручу и в таком виде тебя в детдом сдам! Понял?

На ее угрозы Павел давно перестал реагировать, прекрасно понимая, что пьет мать на те копейки, которые он приносил, а потому никуда его не отдаст.

– Тетя Нюра, вы Кота моего не видели?

– Как же! Видала! Девушка какая-то его подобрала вот тут, у подъезда, и унесла.

– Как унесла?! Куда?!

– Откуда же я знаю! Павлуша, ты бы в школу шел! А потом поищешь. Девушку эту я не знаю. Но не думаю, что она далеко живет. У нее в руках пакет молока был. Видимо, в магазин выскочила, а потом кота твоего увидела. Он вот тут, у подъезда лежал.

– Почему лежал?!

– Павел! Я не знаю! Он у тебя обычно шустрый, конечно. А тут лежал тяпочкой. Я внучку в садик отвела и думала на обратном пути глянуть, что с ним не так. Но пока доковыляла до дома – девушка его уже куда-то понесла. Я ее окликнула, но она даже не обернулась. Бегом почти бежала.

Павел, конечно, ни в какую школу не пошел в тот день. Кружил по району, расспрашивая прохожих, и тихонько шептал себе под нос:

– Ну же, Семеновна! Хоть ты помоги! Где он? А? Куда она его дела?!

Поиски никакого результата не дали. Павел приплелся обратно к своему подъезду, сел на лавочку и заплакал.

Он давно уже не плакал. С тех самых пор, как сидел с котом в доме у Семеновны и боялся, что она уже никогда не придет. Тогда ему было так грустно, что слезы душили и никак не хотели уходить. Собаки лизали ему щеки, и Павлик сам не понимал – плачет он или нет. А сейчас рядом никого не было. И слизнуть соленую влагу с его щек было некому…

Он вытирал щеки рукавом рубашки и даже не заметил, как тот стал совершенно мокрым и прохладный весенний ветерок сделал ткань холодной, словно ледышка.

– Павлик! – голос тети Нюры вдруг раздался над головой мальчика, и он поднял глаза, почти не различая маячившую в окне женщину. – Вон она! Вон! Беги скорее!

Павлик вскочил