Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон

падали капли дождя, потому что шары сыпались как попало. День был ясный, воздух слегка колыхался. Время от времени противник прекращал огонь на минуту или две, чтобы рассеялся дым и можно было лучше прицелиться. В один из таких перерывов я выскочил из опасного положения и занял позицию, которая, как мне казалось, была бы более безопасной: за большим сосновым бревном, где уже укрылись несколько моих товарищей, но шары летели сюда так же густо, как и раньше. Один из бойцов немного приподнял голову над бревном, и пуля попала ему в центр лба… Мы пролежали там до заката, и, не получив приказа от офицера, люди ушли, оставив всех убитых и большинство раненых[332].

Битва при Тикондероге, 8 июля 1758 года. На этой превосходном топографическом плане, выполненном французским инженером, изображена командная позиция форта Карильон на полуострове Тикондерога, в верховьях озера Шамплейн. Англо-американские позиции нарисованы полукругом за пределами бревенчатого укрепления и абатиса («сделанного за десять часов», согласно легенде), которые окружают высоту Карильон в трех четвертях мили к северу от форта. Батальоны troupes de terre, участвовавшие в обороне, показаны в боевом порядке между фортом и заграждением. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

Тем временем возле штаба Аберкромби в лесопильном лагере, в миле от места сражения, Руфус Патнэм работал вместе с другими солдатами своего полка, рыл окопы, слушал «постоянный шум пушек и мушкетов» и боялся, что его сочтут трусом за то, что он занял столь безопасный пост во время битвы. Ближе к вечеру он решил доказать свою храбрость, вызвавшись нести боеприпасы к войскам, но «когда я подошел к армии, они отступили в заграждение, которое построили люди полковника Уильямса [в тылу поля боя]. Я был очень поражен, увидев столько наших людей убитыми и ранеными. Вся дорога была усеяна ранеными… [Затем я вернулся в свой] полк, где нашел их занятыми, как и прежде. [Вскоре после этого] большая часть войск отступила в построенное нами укрепление»[333].

Генерал Аберкромби, знавший о сражении только из депеш, присланных его командирами, весь день отдавал приказы об атаках, не видя их последствий. Теперь, в сумерках, опасаясь французской контратаки, он начал осознавать, что понесла его армия, насчитывавшая около двух тысяч убитых и раненых. «Поэтому было сочтено необходимым, — докладывал он позднее Питту (благоразумно выбрав пассивный залог), — чтобы сохранить остатки стольких храбрых людей и не подвергать себя риску проникновения врага в доминионы Его Величества, что могло бы произойти в случае полного поражения, чтобы мы предприняли наилучшее отступление». Поздно вечером того же дня он приказал своим офицерам собрать своих людей и отправить их обратно к бато. К сожалению, никто не объяснил солдатам, почему они отступают; спешка усугубляла путаницу, страх и слухи подпитывали друг друга, пока люди плутали в темноте. Когда войска приблизились к месту высадки, тревога вылилась в панику и давку на лодках. «Пришло известие, что враг собирается напасть на нас — ох, в каком замешательстве мы были в то время, ведь мы находились в плохом месте для нападения врага, будучи прижаты к земле, а батальоны лежали, прижавшись друг к другу, в 15 глубинах от земли — крик врага заставил наших людей плакать и делать печальные причитания, но мы сделали все возможное, чтобы уйти и не пострадали». К рассвету 9 июля самая большая английская армия, когда-либо собранная в Америке, гребла вверх по озеру Джордж, спасаясь от врага, который не был и на четверть больше ее, и не преследовал. К закату руины армии Аберкромби рухнули, обессилев, рядом с остовом форта Уильям Генри[334].

То, что Аберкромби увенчал поражение унижением, было очевидно для всех. «Позорно отступил», — отметил Артемас Уорд, подполковник из Массачусетса, в дневнике, в остальном почти лишенном наречий. «В этот день, — писал десятого числа преподобный Джон Кливленд из массачусетских провинциалов, — где бы я ни был, я встречал людей, офицеров и солдат, удивленных тем, что мы оставили французскую землю, и сетующих на странное поведение при отходе». Рядовой Джозеф Николс тоже считал это «поразительным разочарованием», но пришел к выводу, что «мы должны покориться, ибо на то была святая воля и благоволение Божье». Как и многие другие провинциалы, Николс считал, что Господь лишил их победы, потому что хотел научить их смирению и потому что наказывал регулярных солдат за их неискоренимое сквернословие и нарушение субботы. Капеллан рядового Николса, Джон Кливленд, не возражал против таких провиденциалистских рассуждений, но в поисках первопричины без колебаний обвинил «генерала [и] его рехобоамов-советников». «Теперь мы начинаем крепко думать, — писал он 12 июля, — что грандиозная экспедиция против Канады отложена в сторону и будет заложена основа для полного обнищания нашей страны»[335].

В конце концов, неразбериха поражения и дезориентации разрешилась, когда Аберкромби приказал своим войскам построить укрепленный лагерь рядом с фортом Уильям Генри, но Руфус Патнэм и его сослуживцы видели только путаницу в течение нескольких недель после битвы. «После возвращения из форта Тикондерога мы были заняты почти всем, — писал он спустя почти две недели, когда был слишком занят, чтобы писать вообще: — строительством грудных стен и перемещением нашего лагеря с места на место — едва успевали расположиться в одном месте, как нам приказывали сняться и расположиться в другом; и никто, увидев нас, не мог бы сказать, чем мы заняты»[336].

Провинциалы были далеко не единственными, кто находил недостатки. Опытные офицеры регулярных войск также присылали домой язвительные отзывы о сражении и его последствиях, и ни один из них не был столь же яростным в своих порицаниях, как мозговитый и несдержанный капитан 44-го пехотного полка Чарльз Ли:

Эти действия, несомненно, кажутся поразительно абсурдными людям, находившимся на расстоянии, но еще более вопиющими они кажутся нам, находившимся на месте событий… В частности, был один холм, который, казалось, предлагал себя в качестве союзника для нас, он непосредственно командовал линиями, отсюда две небольшие пушки, хорошо установленные, должны были в очень короткое время вытеснить французов из их грудной работы… но несмотря на то, что некоторые из наших пушек были подняты и в готовности, об этом не подумали, что (надо полагать) должно было прийти в голову любому тупице, который не был настолько погружен в идиотизм, чтобы быть обязанным носить слюнявчик и колокольчики[337].

Французы, и не в последнюю очередь их командующий, восприняли отступление англо-американцев как провиденциальное избавление от очевидного поражения