Война по обе стороны экрана - Григорий Владимирович Вдовин

полностью. Чтобы все, что произошло сейчас, не повторилось и не произошло снова через какое-то время.

Езды до Артемовска – минут тридцать, которые за этой беседой пролетели незаметно. После быстрых проездок по улицам города мы практически сразу, прямо на машинах, нырнули в туннели соляных шахт.

Город, который я увидел, конечно, значительно меньше Мариуполя, это буквально городок, очень компактный. Успокаивает лично меня еще и то, что до нас там уже побывал Марат Хуснуллин, в голове его видимо щелкнули все вычисления строительного калькулятора, и город он покинул со словами «мне все понятно». Это значит, что Артемовск восстановят очень быстро. К тому же уже есть информация об инвесторах, готовых вкладываться в максимально быстрое возобновление работы градообразующего предприятия «Артемсоль», «Комбината шампанских вин». У вас была дома пачка с надписью «СIЛЬ»? Почитайте, где произведено ее содержимое. Или, быть может, вы когда-нибудь пили Артемовское шампанское? Почитайте, где все это сделано. Кстати, Хуснуллин оставил о себе самое положительное впечатление у своих экскурсоводов-«музыкантов» – говорят, видно, что большой начальник, но «мужик отчаянный, пока своими ногами не пройдет то, что ему нужно, не успокоится».

Одно из немногих относительно уцелевших зданий – это милиция. Туда мы поехали первым делом. Там стояло какое-то подразделение «музыкантов», командовал ими персонаж в бейсболке и клетчатой байковой рубашке, поверх которой надета разгрузка. Когда мы вкатились во двор и стали выходить из машин, другим вооруженным обитателям этого двора он почти беззвучно скомандовал что-то типа «исчезните», и команду они выполнили – рассредоточившись, не мешая нам, что называется, «не отсвечивая», слились с пейзажем, но контролируя окружающую обстановку.

Потом я перекинулся с ними парой фраз – все в балаклавах, но по форме одежды все-таки больше похожие на военнослужащих, чем их командир в клеточку. Получилось, что стояли мы на крылечке хорошо узнаваемого по проволоке ИВС[10] – там были козырек и соответствующая табличка. У всех очень внимательные и цепкие взгляды, которые, кажется, довольно качественно и глубоко, но при этом быстро тебя сканируют. Ну как? – спрашиваю. Нормально, отвечают они. Временами даже интересно, когда еще в ментуре стекла побить доведется – и кивает головой на здание. Целого стекла в нем, и правда ни одного. На спине у одного из них замечаю грудную нашивку с американскими именем и фамилией – John Smith. На мой вопрос ее обладатель отвечает: да, сняли со жмура. Да, американец – документы были. Судя по всему, отставной военный, какой-то инструктор. «Отпускник».

В милицейских кабинетах все достаточно стандартно. Там, конечно, можно найти что-то любопытное, но с другой стороны – ничего любопытного найти там невозможно. Актовый зал с манекеном в форме украинского полицейского наблюдал за нами довольно бесстрастно, но при входе в помещение все равно вздрагиваешь; везде были разбросаны листовки с призывами вступать в ряды нацполиции Украины. На крыше глава республики водружает флаг России, а «музыканты» – свой ведомственный. Событие это не формальное и всегда довольно волнующее, не говоря уже о том, что на высокой точке находиться попросту опасно.

Едем дальше. На улицах большое количество сгоревшей техники, на тот момент и нашей, и украинской. На домах – торопливые граффити с угрозами русским. Интересно, кто это писал, причем по-русски же, а в Артемовске, как, собственно, и во всех городах Донбасса, население полностью русскоязычное. Трафареты с Залужным не помогли, да. Сфотографировались мы и у ставшего знаменитым по украинским съемкам панно «Бахмут – це Украина». Бахмуту не посчастливилось какое-то время быть Украиной, а теперь это Артемовск. Так Денис Пушилин во время интервью и поставил точку в вопросе названия города – Бахмут или Артемовск? До специального референдума по этому вопросу – Артемовск. В шапке документов у нашей, русской мэрии будет именно это название.

У памятника Кондратию Булавину, неизвестно как уцелевшего в украинском водовороте смыслов и их отсутствия, я подскакиваю к одному из сопровождающих нас «музыкантов» – он говорит общие слова по обстановке, которые пойдут в сюжет. При этом я не записываю другого нашего сопровождающего – из-за большой и хорошо читаемой характерной эмблемы, которую, я тогда уже это знал, на монтаже будут закрашивать у нас на работе. Это не ускользнуло от внимания всех, и все это поняли. Я почти ощутимо стал для них своеобразным чужаком в этот момент. Конечно, мне это немного обидно, но я знаю требования редакции, и напомню – все это произошло задолго до марша по М-4 и ростовских событий, перевернувших мое отношение к этой структуре. Тогда я, как и все переживающие за события на Донбассе, искренне болел за эту флибустьерскую клику с флером таинственности и романтики.

Для того чтобы набрать картинки города, я прошусь прокатиться в кузове сопровождающего нас пикапа. Картинка получилась разнообразная и в достаточном количестве – за более чем двадцать лет работы на телеке я впервые снимал весь сюжет полностью сам, и он вполне получился, на монтаже даже не было необходимости пользоваться картинкой личника Индейца. И начальство мне нашло способ выразить благодарность за красный титр в углу кадра «только на ВГТРК». Артемовск тогда был в самом топе новостей.

По итогам этой прогулки нас приглашают попить чай в одном из подземелий «Артемсоли», а надо сказать, помещения там вполне обжитые, с удобствами, по интерьерам как будто находишься в корпусе какого-то огромного завода, с лестницами, коридорами, облицованными белоснежной технологической плиткой, вереницами помещений – только без окон. Во время этого чаепития наши собеседники сняли наконец свои балаклавы, убедившись, что никто и ни на что ничего сейчас снимать не будет.

Я не говорил ничего – только слушал. Мне было очень интересно оказаться в обществе высокопоставленных командиров одной из самых загадочных на тот момент структур. Насколько мне удалось понять, все они были бывшими военными. И всех объединял сильнейший градус горечи, которую они испытывали в отношении нашего Министерства обороны (минка, как это называлось на их сленге). И если у всех нас есть какие-то соображения, как можно было бы улучшить родное МО, но другого МО у нас при этом нет, то у них оно на тот момент было. Другое. Где все сделано логично (на их взгляд), и отсутствуют одиозные проявления неповоротливости и чрезмерной отчетности, о которых не говорил за последнее время только ленивый. И дисциплина – железная.

Ни у одного из бойцов я за все время общения не видел ни разу никакого телефона, кроме одного высокопоставленного командира, которому функционально нужен был телеграм. С помощью которого я через некоторое время спрашивал у него