Радио в дни войны - Михайл Самойлович Глейзер

Через полгода, возвратившись из своей первой поездки в Арктику, я сел за стол в тесной комнатке на пятом этаже. Напротив стоял стол Барского.

— Ну как, товарищ Амундсен, экзотики, романтики хватил? — посмеивался Женя. — Теперь, брат, займись-ка скучной прозой. Имей в виду, наш отдел недаром именуется эксплуатационным. Эксплуатировать тебя буду нещадно. — С этими словами он протянул мне пухлую папку рабкоровских писем. — Подготовь подборочку. Мы сейчас большой рейд проводим по портам. — И с иронической улыбкой процитировал привычные фразы из очередной передовой: — «График еще не стал железным законом движения…», «Порты еще являются кузницей простоев…» Ты уж, пожалуйста, язычок почисти, чтоб поменьше было этого канцелярского сукна.

Вечерами, когда мы поднимались из-за столов и в комнате было сизо от табачного дыма, Женя спрашивал меня:

— Книжку-то об Арктике пишешь?.. Смотри, черт, пиши, не ленись, а то совсем тут погрязнешь в подборках…

Сам он регулярно привозил очерки из своих частых поездок. С продолжением из номера в номер, печаталась в «Водном транспорте» повесть Барского «Малый каботаж» — о моряках черноморских танкеров.

Вместе задумали мы написать документальную повесть о полярниках, о преобразовании Крайнего Севера и с этой целью собрались на двухгодичную зимовку. В пустынной бухте Нордвик, где геологи обнаружили признаки нефти, намечалось большое строительство, создание этакого «арктического Баку». Но увы, не повезло ни геологам Нордвика, ни нам с Женей в наших литературных замыслах. Нефтяные месторождения оказались недостаточными для развития промыслов, а экспедиция, в которой мы участвовали, так и не достигла цели.

Из-за тяжелых ледовых условий первое судно не дошло до Нордвика. Барский доплыл до Диксона, где Политуправление Главсевморпути назначило его редактором только начинавшей издаваться там многотиражной газеты и вновь организуемого радиовещания. А я на другом пароходе, который из-за возникшего пожара едва не погиб, проболтавшись недели две между островом Колгуев и Карскими воротами, возвратился на Большую землю, как говорится, не солоно хлебавши…

— Не судьба, старик. Не получились из нас братья Лаптевы, — говорил Женя в микрофон Диксоновского радиоцентра поздней осенью 1936 года. А я слушал его, отвечал на его вопросы в Москве, на улице Разина.

По тем временам прямой радиотелефонный разговор Диксон — Москва казался сенсационным. Но все-таки я чувствовал себя как-то неловко: «Вот втравил друга в поездочку…»

Первые политотдельские газеты Крайнего Севера «Полярная звезда» на Диксоне и «Стахановец Арктики» в Тикси подписывал ответственный редактор Е. Я. Барский. Всего в общей сложности на этих двух зимовках, двух стройках крупнейших портов Арктики, Евгений Яковлевич провел три года.

Возвратившись в Москву, он привез не только пухлые подшивки, которые затем бережно хранил в своем книжном шкафу, но и папки с листами машинописного текста, толстенные общие тетради, исписанные вдоль и поперек то чернилами авторучки, то тупым карандашом.

— Мерзнут там чернила, когда на дворе минус сорок… Пока едешь на собачках, такого насмотришься, что обязательно записывать надо, — увлеченно рассказывал мне Женя, давая читать путевые свои дневники, читая вслух готовые, перепечатанные на машинке рассказы.

Друзья слушали, дружно хвалили, советовали нести в толстые журналы.

— Э-э, нет, — отмахивался Барский, — рановато, братцы. Хочется, чтобы о северных моих друзьях разговор получился обстоятельный, уважительный. Не так чтобы какие-то байки. Понимаете?

Под «уважительным разговором» он разумел собрание литературных портретов, сборник сюжетных новелл о явлениях, типичных для нового, советского образа жизни в «краях нехоженых троп и непуганых птиц». Героями Барского были охотники и авиаторы, ученые и моряки, люди трудных, крутых судеб и ярких, самобытных характеров. Многих из них я вижу и сейчас перед собой — с такой любовью и теплотой, с таким дружеским юмором писал о них Женя. Подготавливая сборник к печати, Барский продолжал редакционную работу в Москве — сначала в «Известиях», потом на радио. В коллективе «Последних известий», работая ответственным секретарем редакции, Евгений Яковлевич был избран парторгом и членом партийного бюро Всесоюзного радиокомитета.

В числе трех первых военных корреспондентов радио отправился он на Юго-Западный фронт в начале июля 1941 года.

Тяжелые оборонительные бои с рвавшимися вперед гитлеровскими полчищами наши войска вели уже на Правобережной Украине, неподалеку от Киева.

Во многих местах — и на переднем крае и на боевых аэродромах — успевал побывать за двух-трехдневную отлучку из Киева военный спецкор Барский. Всегда, не реже чем раз в два-три дня, он «обстреливал» стенографисток залпами из своего блокнота. Одна из таких корреспонденций — о подвиге санитара — особенно запомнилась нам. Когда в ночном выпуске диктор объявил: «Наш военный корреспондент Барский передает с Юго-Западного фронта», все, кто работал в «Последних известиях», не могли сдержать слез… Утром этого дня из Киева был принят по телефону очередной репортаж Барского, а под вечер пришла телефонограмма из Политуправления фронта: «С глубоким прискорбием извещаем…» Евгений Барский был убит прямым попаданием авиабомбы в танк, когда вместе с экипажем шел в бой. Товарищи похоронили его неподалеку от Киева в братской могиле.

Много раз за четыре года войны встречал я друзей Жени — и на подмосковных рубежах, и в освобожденном Харькове, и в полярную ночь на полуострове Рыбачий за Мурманском. Куда бы ни приводили меня военные дороги, всюду находил я среди фронтовиков людей, которые помнили Барского по комсомолу, по флоту, по зимовкам в Арктике, по московским редакциям. Сотни людей помнят, любят его и теперь.

Кима Воеводина

Жизнь как песня

Впервые о подвиге этих двух героев-артистов мне довелось узнать из материала, который поступил в редакцию общественно-политического радиовещания. Материал принесли нам, быть может, потому, что в нем шла речь о людях, некогда работавших на радио.

Солист Всесоюзного радио Александр Иванович Окаемов и хормейстер Московской филармонии Геннадий Павлович Лузенин, также постоянный участник радиопередач, в начале Великой Отечественной войны вступили в Краснопресненскую дивизию народного ополчения Москвы и вскоре были на передовой. После одного из неравных жестоких боев с гитлеровцами попали в плен и оказались в концентрационном лагере на территории белорусского города Кричева. Здесь они стали членами подпольной антифашистской организации, устраивали диверсии на цементном заводе, где гитлеровцы заставляли работать узников.

Александр Окаемов

Геннадий Лузенин

Даже в этих труднейших условиях Окаемов и Лузенин старались поставить свое искусство на службу Родине. Они организовали хор, который получил возможность выступать иногда перед населением города. И в номерах, исполняемых ими, явственно звучал призыв к борьбе против фашистских захватчиков: ария князя Игоря «О, дайте, дайте мне свободу!», ария Ивана Сусанина,