Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера - Том Дункель

следующий день солдаты Второй кавалерийской и 90-й и 97-й пехотных дивизий спустили нацистский флаг, который восемь лет развевался над концлагерем Флоссенбюрг. Через неделю 45-я пехотная дивизия освободила Дахау. Красная армия перекрыла все дороги, ведущие в Берлин и из него.

Крах Германии породил хаос. После падения Бухенвальда Генрих Гиммлер отправил коменданту Дахау письменный приказ: «Сдача не рассматривается. Ни один заключенный не должен попасть в руки врага живым»[911]. Аналогичный приказ получили все коменданты. И практически все были готовы его исполнить, вот только как?.. Когда союзники приблизились к Флоссенбюргу, охранники погнали двадцать две тысячи заключенных в направлении Дахау — а это более двухсот километров. Более трети погибли в пути — кого-то застрелили, кто-то умер от слабости. Охранники Дахау тем временем готовились гнать семь тысяч заключенных к Баварским Альпам. Впрочем, приказа Гиммлера они ослушались — тридцать тысяч заключенных остались в лагере.

Единственными, кого решили вывезти из лагерей, были «особо ценные». Их вывозили грузовиками и даже автобусами. Руководил отправкой подполковник Эдгар Штиллер. Тридцать охранников-эсэсовцев вывезли из Германии 140 мужчин, женщин и детей — если их и планировали уничтожить, то операция провалилась[912]. Сначала узников направили в Австрию, но лагерь Райхенау близ Инсбрука оказался переполнен. Теперь они держали путь в Италию — через перевал Бреннер. Однако 28 апреля, когда «особо ценным» дали передышку в тирольском городке Нидердорф, произошло нечто странное. Немецкие солдаты, стоявшие в Больцано — в сотне километров от Нидердорфа, — вдруг поспешили в городок. Они пригрозили убить всех эсэсовцев, если те тронут заключенных. После двух дней невероятных переговоров подполковник Штиллер и его люди сложили оружие и уехали, не вступая в перестрелку.

Тот день стал для Берлина историческим. Адольф Гитлер забился в свой бункер под Рейхсканцелярией. Нехотя фюрер признал, что поражение неизбежно. Накануне он отравил любимую собаку, немецкую овчарку Блонди, и официально женился на своей любовнице Еве Браун — во время наспех организованной церемонии оба поклялись в своем «чисто арийском происхождении». Конечно, ни о каком медовом месяце и речи быть не могло — брак просуществовал всего тридцать шесть часов. Тридцатого апреля примерно в половине четвертого новобрачные уединились в личных апартаментах фюрера в бункере, где госпожа Гитлер проглотила капсулу с цианидом, а господин Гитлер направил на себя свой пистолет «вальтер ППК». Йозеф Геббельс и Мартин Борман наблюдали за сожжением их тел во дворе Рейхсканцелярии.

Союзные войска вошли в Нидердорф и 5 мая освободили «особо ценных» заключенных — представителей семнадцати стран: бывшего канцлера Австрии Курта фон Шушнига, десять членов семьи Клауса фон Штауффенберга, Аннелизе Гёрделер с детьми, генерала Александра фон Фалькенхаузена, капитана Пейна-Беста, пастора Мартина Нимёллера и трех членов «Черной капеллы» — Франца Лидига, Фабиана фон Шлабрендорфа и Йозефа Мюллера.

Через два дня Германия капитулировала.

70

Дороги и пути

Узнав, что его жизнь в опасности, корреспондент газеты Chicago Daily News Эдгар Маурер осенью 1933 года покинул Германию. Он работал в Берлине десять лет. Они с женой полюбили эту страну, у них появилось много друзей. Лилиан Маурер так говорила о зарождении и распространении нацизма: «Это все равно что наблюдать, как любимый человек сходит с ума и совершает ужасные поступки»[913].

Поражение в войне положило конец безумию и безумцу, но не несчастьям. Поражение было настолько сокрушительным, что Германия отчасти вернулась в Средневековье — во времена странствующего рыцаря Витико. Единого правительства не было. Союзники получили абсолютную власть над сформированными оккупационными зонами. Миллионы людей остались без работы и крова. Не хватало продуктов. Единственным способом что-то узнать стало сарафанное радио.

В заключительные недели войны Мария фон Ведемейер снова пустилась в путь. Она искала Дитриха Бонхёффера в небольших концлагерях к западу от Берлина. Так и не узнав ничего, она вернулась к кузине в Бундорф. Первую сколь-нибудь проверенную информацию Мария получила из неожиданного источника — от капрала Герберта Косни, который сидел в соседней с Эберхардом Бетге камере в Моабитской тюрьме. Косни должен был погибнуть от пули Ставицки, но ему повезло — пуля попала в шею, а не в затылок. Когда штурмовики ушли, Косни отполз в безопасное место[914]. Тридцать первого мая он через Бетге связался с Паулой и Карлом Бонхёффером и сообщил, что был свидетелем убийства их сына Клауса и зятя Рюдигера Шлейхера.

К этому времени в руках американцев уже находились Фабиан фон Шлабрендорф, Йозеф Мюллер и Мартин Нимёллер. Никто не объяснил, почему их сочли «особо ценными заключенными», однако так или иначе Шлабрендорф, Мюллер и Нимёллер оказались в Дахау.

О казни Бонхёффера Нимёллер узнал от Шлабрендорфа. Во время возвращения в Германию одному из них удалось телеграфом передать это известие во Всемирный совет церквей в Женеве. Кто-то из совета сообщил об этом пастору Юлиусу Ригеру в Лондоне, и тот отправился в Оксфорд, чтобы передать печальное известие сестре Дитриха, Сабине[915]. Мария фон Ведемейер узнала, что ее жених был повешен, лишь в июле. Кристина Донаньи прислала своего семнадцатилетнего сына Клауса в Бундорф. В свое время его призвали в фольксштурм, но, к счастью, воевать ему не пришлось. И все-таки Кристина боялась, что русские возьмут сына в плен. В августе она написала Клаусу, что никаких известий об отце нет, но вряд ли он жив: «Папа точно знал, что гестапо убьет его»[916].

Советские солдаты семь недель жили в доме Донаньи в пригороде Берлина. «Чтобы навести здесь порядок, нужно устроить пожар», — грустно заключила Кристина, оглядев руины семейного гнезда. Она перебралась в квартиру в Берлине. Та была достаточно просторной для нее, ее старшей сестры и младшего брата Клауса, однако самому Клаусу, по мнению родственников, стоило пока остаться «на юге».

«Да поможет тебе Бог найти верный путь в эти ужасные времена, — писала Кристина. — В ваших жилах течет благородная кровь вашего отца, и ты обязательно будешь достоин его. В этом мое утешение и моя надежда».

О судьбе младшего сына Паула и Карл Бонхёффер узнали последними. В июле в Берлин приехал разведчик абвера в немецком консульстве в Цюрихе Ганс Гизевиус. Он немедленно отправился к Бонхёфферам, чтобы выразить соболезнования. Уже 27 июля Бонхёфферы получили неожиданное подтверждение печальных