Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

— …да это что! — И тут Раллист стал рассказывать свою историю:

— Помнишь, в прошлом году мы летом мотались в Лиман, ну на этом, раздолбанном прадике (…конечно, я помню то лето… мы ездили несколькими группами на разные участки фронта, стояла египетская жара, как и сейчас, и наши войска наступали…). Если помнишь, у прадика тогда была пневматическая подвеска, и она капризничала, то надувалась, то нет (…а потом пришла осень, жара спала и вместе с ней отступила и наша армия…), и вот, когда мы были на базе у спецуры в Сватово, у Терапевта, ну ты помнишь его, мы же к нему с тобой ездили (да, помню и Терапевта, видел несколько раз, а потом он погиб — шальной осколок залетел в бок между плитами бронежилета), и тогда с машиной возникла проблема, пневмоподвеску окончательно пробило, и зад у автомобиля упал полностью. Парни у Терапевта нам сказали, что где-то там в лесах есть разбитый прадик, и вполне возможно, что подвеска у него живая, и, как вариант, можно было использовать его как донора, потому что на такой упавшей машине без подушек ехать очень долго, тяжело и неудобно (…помню, мы ездили на том прадике той весной в Мариуполь и сидеть на задних сиденьях было мучением, тебя постоянно подбрасывало и жёстко приземляло…). Поэтому ребят отправили на другом автомобиле, а я остался у Терапевта на ночь, и мы решили, что попробуем найти этот разбитый прадик, мне покажут, где он находится, и я посмотрю, подойдут ли запчасти или нет. (Раллист очередной раз затянулся сигаретой и закашлялся — Раллист очень много курит.) Рано утром мы выехали, и водитель меня тогда настращал, напугал, что мы поедем по лесу, а там очень активно работают украинские ДРГ, поэтому я не должен сильно отрываться от них. Я ему объясни-и-ил (когда Раллист волнуется, он переходит, подобно натягиваемой струне, на более высокую, претенциозную тональность), что по более-менее ровной и прямой дороге я быстро могу-у ездить, но как только появляются кочки и ухабы, у меня автомобиль начинает си-ильно подпрыгивать, потому что, по сути, подвески сзади нету от слова «совсем», рама просто лежит на балке, и, соответственно, ехать по кочкам практически невозможно, и чтобы он это учитывал и быстро не гнал. Ну всё, объясни-ил, мы поехали. Когда выехали из Сватово, дорога стало очень плохая, меня подбрасывает, я еле-еле за ними поспеваю. В конечном итоге мы доехали до одного населенного пункта и из него сразу в лес ушли, он к лесу к примыкал, и дальше мы уже ехали по лесной дороге. И тут он, знаешь, стал прям вот ускоря-яться! (Голос Раллиста снова зазвенел.) То ли из-за этого ДРГ, то ли из-за чего-то ещё, но я уже всё, чувствую, что начинаю не успевать. И получается, что на кочках я очень сильно оттормаживаюсь, и он отрывается, а потом мне с бешеной скоростью приходится его догонять. И а я-то дорогу не зна-аю! (Раллист опять взял на тон выше.) На этой бешеной скорости влетаю на ямки, которые то тут, то там, меня опять подбрасывает, я торможу и снова потом догоняю. (У Раллиста не случайно такой позывной, раньше он занимался профессиональным гонками.) И пару раз я уже думал, что всё, потерял, но в итоге, всё-таки догонял. И когда в очередной раз я за ними гнался, то снова неожиданно налетел на яму, и тут меня очень, очень сильно подбросило, да так высоко, что я, когда падал, смотрел прямо в дорогу, так зад автомобиля вскинуло. Ну и, в конечном итоге, получилось так, что я упал и сел прямо днищем на землю. То есть, впереди яма и позади яма и я, как на мели, застрял на бугре между ними. Ну всё, думаю, приехали! Без вариантов, жму на газ, колёса вхолостую вертятся, выехать невозможно. Я вышел, думаю, может попробовать как-то машину подтолкнуть и съехать, толкнул несколько раз, ну, естественно, ничего не получилось. И тут, в какой-то момент, я вдруг осознал, что я в этом лесу абсолютно один…

(Раллист достал ещё одну сигарету, щёлкнул зажигалкой, затянулся и выпустил струю сизого дыма.)

Мне сейчас смешно, в принципе, да, смешно. (Раллист закашлялся.) Но тогда не до смеха стало… Вообще, я в такой ситуации первый раз оказался. То есть когда я приехал добровольцем в батальон, я был всё время со своим подразделением и на той территории, которая хорошо знако-ома. А тут я оказался в лесу, который не знаю, ну, абсолю-ютно, и, в принципе, как мы ехали, я тоже не особо-то запоминал, потому что рассчитывал, что ребята меня не бросят, донесут, довезут, понимаешь? (Я понимаю, киваю.) И вот, в этот момент, когда я осознаю, что в лесу-то я, в принципе, один, а может не один, а с украинской ДРГ или несколькими, и тут у меня у самого начинается, ну не сказать, что совсем паника, но адреналин сильно подскочил. А ещё я поворачиваюсь и смотрю, что меня чу-удом не вынесло с дороги в сторону на обочину, а там, в этой стороне, прямо рядом с машиной, в двух метрах от неё: лежат шесть тэ-эмок (это противотанковые мины, круглые такие с кнопкой, я уже разбираюсь), и четыре из них обезврежены, а две не обезврежены. Думаю, блин, вот это да, норма-ально. То, что не обезврежено, — это значит, скорее всего, на неизъятии стоит, а так-то мне очень повезло, что я на них не налетел. Но что в общем-то со всем этим делать, думаю, кого ждать-то, наших — не наших, и вот из-за этой паники, которая подкралась, я занервничал, потому что я никогда вообще в такой ситуации не бывал, и опыта-то у меня подобного нет никакого. Мне сейчас, конечно, смешно это вспоминать… но тогда… я достал гранату, разжал усики и сжал её в кулаке…

Помню я то лето, о котором рассказывает Раллист? Конечно, я помню то лето, мы ездили несколькими группами на разные участки фронта, наши войска наступали, в том числе и под Лиманом, и тогда стояла египетская жара, такая же, как стоит и сейчас, когда наши войска из-под Лимана уже отступили и теперь пытаются наступать вновь. Лиман был одним из горячих направлений, он стал Красным Лиманом, не из-за жары конечно, его переименовали обратно, когда освободили, это такая практика, мы возвращаем старые названия, и когда-нибудь всё вернём назад, и я ездил туда