Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие мои писатели… - Андрей Викторович Щербак-Жуков


Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие мои писатели… читать книгу онлайн
В книгу поэта, прозаика, критика Андрея Щербака-Жукова вошли статьи и эссе о жизни и творчестве любимых им писателей, написанные в разное время и по разным поводам. Кроме Кира Булычёва и Рэя Брэдбери, имена которых вынесены в заглавие, среди её героев – Аркадий и Борис Стругацкие, Илья Ильф, Григорий Горин, Аркадий Арканов, Валерий Брюсов, Владимир Обручев, Виталий Бианки, Аркадий Гайдар, Иван Ефремов, Геннадий Шпаликов, Вадим Коростылёв, Михаил Успенский, Владимир Покровский, Виктор Пелевин, Виктор Цой, Майк Науменко, Франсуа Вийон, Мэри Шелли, Джамбаттиста Базиле, Артур Конан Дойл, Герберт Уэллс, Курт Воннегут, Станислав Лем, Филип Дик, Джоан Роулинг, Уильям Гибсон, Нил Гейман и др.
Это не сухие биографические справки, которые можно найти в любой энциклопедии, а глубоко личностные истории, позволяющие автору сказать, что это «мои писатели». О каждом он находит что сказать сугубо своё.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Ну а закончить этот текст хочется ещё одной цитатой, приведённой Бабенко в своей замечательной книге, – из единственной американки, теоретика и практика поэзии абсурда Кэролин Уэллс: «От диких зверей человека отличает надежда на бессмертие и чувство юмора». Юмора в английских абсурдных стихах много. Может быть, в этом секрет их бессмертия?
Шерлок Холмс – археолог
Ростки сегодняшнего дня в произведениях Артура Конан Дойла.
Размышления о книге Кирилла Кобрина «Шерлок Холмс и рождение современности: деньги, девушки, денди Викторианской эпохи»
(СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015)
Что-то всё-таки необычное есть в этом Лондоне. Что-то, заставляющее людей, ни разу там не бывавших, грезить этим городом, читать о нём, петь и даже писать, а уже единожды побывавших – стремиться возвращаться туда снова и снова. Взять хотя бы певцов. Они как лакмусовая бумажка отражают общее настроение. Нет ничего удивительного в том, что москвичи поют о Москве, а петербуржцы – о Питере. Группа «Дюна» вполне обоснованно поёт о Долгопрудном. А недавно я услышал песню про Красногорск. Таких песен много. Каждый любит родной город. Но вот много ли песен о чужих и далёких городах? Есть несколько песен про Париж. Есть что-то там про Акапулько и Парамарибо. Помнится, была песня про ночной Белград… Но вот про Лондон моментально приходит на память сразу несколько композиций. «Гуд бай!» ему говорила группа «Кар-мэн». Обещает вернуться, поскольку «себя оставил здесь», Александр Кутиков. Его небо приснилось Земфире. А Григорий Лепс и Тимати так вообще пообещали уехать жить в Лондон, но, кажется, не уехали…
Откуда у россиян такая англомания? Для многих увлечение Лондоном началось с чтения рассказов и повестей о приключениях двух друзей с Бейкер-стрит, частного сыщика Шерлока Холмса и доктора Джона Ватсона, со знаменитого восьмитомника Артура Конан Дойла в серии «Библиотека “Огонёк”». С него началось увлечение историей викторианской Англии и у Кирилла Кобрина. «Это было в мае 1973-го. До конца учебного года – сущий пустяк, в школу приходилось таскаться ради одного-двух уроков, в классах и коридорах уже что-то мыли серыми тряпками, источающими тоскливую затхлую вонь, зато окна открыты…» – так начинает один автор свой очерк о рассказе «Обряд дома Месгрейвов». И чуть ниже читаем: «Валялся на кровати, поглощал взятые напрокат у родителей одноклассника том за томом Майн Рида, Фенимора Купера, Жюль Верна, Александра Дюма. И прежде всего Конан Дойла». Вот только описывая цвет этих, не побоюсь этого слова, культовых томиков, Кобрин ошибается. Он пишет, что те были чёрными с геометрическими фигурами жёлтого цвета… Они были вытиснены золотом! Просто ему, вероятно, попалась настолько зачитанная книга, что позолота сошла… И это тоже яркая примета того времени, тех книг.
Кирилл Кобрин не просто предаётся трогательным воспоминаниям, он без лишней энигматичности вводит классический текст Конан Дойла в контекст современности истории. Он выстраивает сложную и прихотливо переплетённую систему, в которой находится место и любимым книгам детства, и историческим знаниям, и приметам советской действительности тех времён, когда наше поколение знакомилось с Шерлоком Холмсом. «Текст, который я читал одним из майских деньков эпохи строительства БАМа и записи альбома Led Zeppelin Houses of the Holy, современным не выглядел, но – несмотря на советский асфальтоукладчик, прокатившийся по нескольким поколениям, включая и моё, – не казался и совершенно чужим». В предисловии автор пишет: «Особенность холмсовского мира ещё и в том, что, будучи совершенно чужим советскому миру середины 1970-х, он странным образом оказался… не то чтобы похож, нет, он был узнаваем… Получается, что юный советский читатель имел все шансы войти в этот мир и стать своим – несмотря на то что он совершенный чужак, потомок случайно выживших в кровавой бане людей. Мир, к которому этот ребёнок принадлежал, позднесоветский мир, был в какой-то мере похож на Викторианскую эпоху – иллюзорной устойчивостью, инерцией, ханжеством, надёжной рутиной». Так и хочется обратить его внимание на то, что в свете всего этого неудивительно, что одной из самых удачных экранизаций российского телевидения, да, пожалуй, и всего кинематографа, стала именно «холмсиана» Масленникова. И неслучайно советские Холмс и Ватсон были приняты и одобрены самими англичанами.
Но главная тема книги не в этом. Кирилл Кобрин видит в викторианской Англии, в Англии Шерлока Холмса, зачатки всех самых заметных и значительных явлений современного мира. И он остроумно описывает их, иллюстрируя произведениями Конан Дойла. «Холмсиана даёт нам один из универсальных ключей к эпохе, которую на русском языке называют историей Нового и Новейшего времени, а на английском – modernity, Modern Times». И ниже: «…сегодня мы живём в том же самом мире, что и Холмс с Ватсоном».
Так, в повести «Собака Баскервилей» автор видит иронический конфликт «антиквариев» и фундаментальных учёных. Тут Холмс выступает не только как сыщик-аналитик, он здесь – научный позитивист. В этой же повести, а также в вышеупомянутом очерке о рассказе «Обряд дома Месгрейвов» великий сыщик вообще, по мнению автора, выступает в роли археолога. Ведь он не просто проводит расследование, но и делает археологическую находку: обнаруживает корону Карла I, которая во время смуты была отдана на хранение этому самому дому Месгрейвов. В этом же рассказе Кобрин видит ещё один характерный для Викторианской эпохи конфликт. Конфликт, несущий в себе зерно современного мира. Месгрейвы – древний аристократический род с историей и семейными легендами. Но, увы, без настоящего. Они уже давно не понимают смысла обряда, который когда-то помогал сохранить реликвию. Обряд для них абсурден, как для нас стихи Даниила Хармса. Но их дворецкий Брантон, разночинец, буржуа, понимает, что всё не так просто, и надеется обнаружить древние сокровища. Находит их, но погибает. А Шерлок Холмс, также далёкий от родовитых домов, повторяет путь Брантона и находит его труп, а заодно и корону Карла I. Вот она, примета времени: из древних аристократических родов уходит сила, теперь она у класса буржуа. Этот мир утвердился в Викторианскую эпоху, и в этом мире мы живём сейчас. И понять его жителю постсоветского пространства, по мнению автора книги, проще всего по рассказам и повестям о Шерлоке Холмсе…
А как смешно автор пишет о денди! А как здорово сравнивает короля Богемии (несуществующего государства!) с «Фредди Меркьюри из группы “Королева”»! А как