Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие мои писатели… - Андрей Викторович Щербак-Жуков

узнаваемо, но совсем не смешно. Библиотеки закрываются под предлогом «потерянной прибыли» – кто же будет покупать книги, если можно взять на абонементе!.. Банки превращают своих должников в настоящих рабов… Это не гротеск, это лишь гипербола – художественное преувеличение того, что есть на самом деле. Вот и выходит, что, читая «Райскую машину», иногда смеёшься в голос, а дочитав до конца – затихаешь в ужасе.

Да, роман прихотливо выстроен – действие происходит в двух временны́х пластах. Один из них – ближайшее будущее, другой – ещё ближе, буквально завтрашний день, тогдашний завтрашний… Для нас – уже сегодняшний. Главный герой книги Роман Мерлин – консультант и близкий друг крупного сибирского олигарха Сергея Панина. В процессе «огосударствления» частного капитала под компанию начинают копать, и первой жертвой становится Роман – известная практика: посадить родственника или соратника, чтобы глава стал сговорчивей… Но не тут-то было – Панин прячет друга в оборудованном всем необходимым домике в тайге. Роман по складу характера интеллектуал-мизантроп, и ему не составляет особого труда прожить в одиночестве несколько лет, тем более что пару раз в год его посещают коллеги из компании во главе с Паниным.

Читая «Райскую машину», невольно вспоминаешь историю с самой популярной песней, исполняемой группой «Аквариум», – «Город золотой». Эту песню когда-то написали Алексей Хвостенко и Анри Волохонский на мелодию Владимира Вавилова. В ней пелось: «Над небом голубым есть город золотой…» Борис Гребенщиков[8]её услышал и спел по-своему: «Под небом голубым…». Его спросили, почему он переврал канонический текст, а БГ* уверенно ответил, что рай нужно создавать на Земле, нужно здесь и сейчас жить по возможности праведно… Вот и роман Успенского о том, как всем миром взялись строить гипотетический рай на небесах, а в результате устроили реальный ад на Земле…

* * *

Даже роман «Остальное – судьба» (2011), написанный для навеянной компьютерной игрой межавторской серии S.T.A.L.K.E.R., действие которой происходит в чернобыльской зоне, во многом напоминающей Зону Стругацких, отличается оригинальностью…

Межавторские проекты – возможно, самый яркий и заметный тренд российской фантастики второго десятилетия XXI века. И самый спорный. Ни много ни мало, но одни говорят, что они спасают фантастику, другие – что губят её напрочь. И у тех и у других – доводы. Спасают – потому что благодаря весьма приличным для нашего времени тиражам дают авторам элементарную возможность выживать и не писать по пять-шесть романов в год. Губят – потому что, что уж ни говори, а творческую свободу они сковывают, задавая некие изначальные условия, с которыми авторам приходится считаться… В какой-то момент критики принялись хоронить так называемую «цветную волну» – последнее, что считалось у нас оплотом свободы и независимости от каких-либо условностей в НФ, – за одно то, что её участники не погнушались связаться с этими самыми межавторскими проектами…

Да, межавторский проект – конечно, бес. Но Фауст ведь в своё время обыграл Мефистофеля – и молодость приобрёл, и душу сохранил. Алхимики Средневековья нередко приручали мелких бесов – конечно, опасность есть: если бес окажется сильнее мага, то он победит. А Михаил Успенский, как мы узнаем ниже, – неплохой специалист по «алхимистике». У Гёте плакала душа безбожника, возомнившего о себе слишком много… Вот примерно так и у автора с проектом – кто кого переможет. И главное заклинание в этой борьбе – простое и давно известное: писать надо лучше!

Вот, к примеру, как Михаил Успенский. Другого автора проект способен подчинить своей воле. Но только не Успенского. В романе «Остальное – судьба» неповторимая и узнаваемая авторская интонация присутствует в каждой строчке. Это не была очередная книга из цикла S.T.A.L.K.E.R., это был новый роман Михаила Успенского.

Да, конечно, это не «Приключения Жихаря» и не «Райская машина». Здесь другие правила игры. Конечно, сама идея межавторского проекта ставит перед писателем определённые условия, но тем же интереснее их преодолевать. Играть так играть, и Михаил Успенский вновь написал блестящий постмодернистский роман. При этом все литературные приёмы, которые в нём используются, предельно обнажены. Другой автор, взявшись за серийную вещь, обошёлся бы минимумом художественных средств – благо приключенческий жанр оставляет такую возможность.

Но не Успенский: он не только подбирает богатый писательский инструментарий, но и нарочито его демонстрирует.

Во-первых, это как бы роман, который пишется на глазах у читателя. Журналист Дэн Майский едет в Зону писать то ли сценарий, то ли книгу; и, получив прозвище Печкин, пишет его, попутно рефлексируя: вот это, мол, лишнее для сюжета, вот это, мол, в самый раз, а тут бы «подпустить» приключений – пусть и не по правде будет, зато выразительно. Так что не совсем понятно, свидетелем чего Дэн был, а что досочинил.

Во-вторых, главное, что притягивает и не даёт оторваться от текста, – это богатство речевых особенностей персонажей произведения. Несмотря на довольно-таки небольшой объём, здесь есть все признаки романной формы: много персонажей, каждый со своей историей, многие в динамике… Но главное – речь каждого сталкера. Бывший учёный, стареющий еврей-интеллигент по прозвищу Матадор говорит изящно, с цитатами из классической культуры, афоризмами: «Устами младенца да мёд пить!» Печкин живёт в мире аллюзий на массовую и вообще современную культуру – тут и «Сердце ангела» с Микки Рурком и Де Ниро, и Ларс фон Триер, и прочий кинематограф. Майор по прозвищу Майор говорит как рубит: по одному-два слова, так, что из одного предложения получается несколько: «Я уже. Доложил, что. На вашу территорию ушёл. Киллер. Он должен исполнить. Кого-то из ваших». Украинец Мыло говорит на суржике, и это особая песня. «Мыло, сколько у нас гранат?» – спрашивает его Матадор. «Та я с вечера усё думав, усё гадав: гранаты чи сало? Сало чи гранаты? И вый-шла перемога сала…» Сибиряка-старообрядца Топтыгина вообще понять трудно, потому что говорит он «как при царе Алексее Михайловиче»: «Дак я говорил ему: не уроси, на гнев напятишься, чибышок отрежу! Раз говорил. Два говорил. А он уросит и уросит!»

В-третьих, есть, что называется, «юмор для своих» – доведённая до абсурда «добролюбовская проза». Тут есть и бессмертный, но постоянно убиваемый российскими писателями-фантастами в своих произведениях Семецкий – звучит даже поговорка «Туда ходить – всё равно что Семецкого страховать». Тут есть и рачительный сталкер Сидорович, издателя с такой фамилией любители фантастики хорошо знают. Есть и совсем уж тонкий намёк: одного из сталкеров за косоглазие зовут Коломбо, но лишь один раз его называют по имени – Олег… На какого писателя намёк – угадайте сами. Не хочу обидеть друга.

В-четвёртых, совершенно очаровательно нарисован быт