Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2003)

Вся группа экспертов отправилась на место падения самолета Пауэрса. Нашли крылья, обломки, дольше всего искали двигатель, упавший в болото. Все было тщательно обследовано. Сохранились огромные рулоны пленки, плотная катушка спасла их от засвечивания, и экспертам удалось рассмотреть все объекты, которые Пауэрс фотографировал с воздуха.

*   *   *

При первом осмотре в правлении колхоза Пауэрс показал, что в воротнике комбинезона у него зашит серебряный доллар, а в него вставлена иголка с сильным ядом (“Не хватает еще смерти русского человека по моей небреж­ности”). Это предупреждение ему зачтется, как и все, что “работало” на него. Доллар изъяли, булавку сняли, исследовали — это был сильнейший яд кураре.

Когда сегодня слушаешь рассказ трижды участвовавшего в опросах (не в допросах, а именно опросах ) Пауэрса на Лубянке Михайлова, поражают не только подробности, неизвестные нам, простым людям, но и сам тон — спокойно-доброжелательный. “Пауэрс представлял собой среднего амери­канца-работягу. Это был человек не очень эрудированный, но технически неплохо подкованный, который привык к штурвалу, высоте, скорости. Летчик, который получал 700 долларов, а ЦРУ предложило 2500 долларов.

Это был сын сапожника и домашней хозяйки, которые жили совсем не богато, на ферме, с другими детьми. Пауэрс сравнительно недавно женился, не очень удачно. Он был человек честный по натуре, но сдержанный в высказываниях. Наши органы относились к нему очень корректно. У него была отдельная комната во внутренней тюрьме на Лубянке. С мягкой мебелью. Кормили из генеральской столовой.

Никаких не только физических воздействий, но даже громкого слова или угрожающего стука. Просто его спрашивали — он отвечал. Достаточно откровенно. О себе, о самолете...” Ему “хозяева” объясняли, что на высоте выше 19000 метров летчику ничего не грозит. “А если какой-то взрыв или неисправность в самолете — выбрасывайтесь на парашюте, забирайтесь в тайгу. Если попадете в руки большевиков, вы колетесь и умираете, если захотите”. Он не захотел. Увидев дружелюбных колхозников, он понял, что все это не то, что ему рисовали.

Что было нужно от Пауэрса? Наших следователей интересовало ЦРУ и та аппаратура, которой оно напичкало его самолет. А о ней-то он знал мало. Когда он возвращался, специальные представители ЦРУ снимали все блоки с аппаратурой и увозили с аэродрома. Он даже не знал, что находится в этих контейнерах. И на процессе вел себя очень корректно: признал свою вину, выразил сожаление, что принял участие в такой “миссии”. На суде присутст­вовала вся его семья, и жене разрешили интимное свидание, оставив ее у него в комнате на ночь.

Такова правда об отношении к Пауэрсу и обращении с ним после ареста. Но американская печать всеми способами раскручивала тему “бесправия”, “отсутствия объективности”, мол, “Пауэрс не шпион, а лишь солдат” и т. д. и не может быть сравним с матерым разведчиком, полковником Абелем. Который, кстати, находился в глубокой изоляции, был лишен права переписки с семьей. И только после публикации писем американского летчика его семье разрешили вести переписку и Абелю — с семьей и адвокатом.

Фрэнсис Пауэрс отсидел полтора года. Его обменяли на нашего разведчика Рудольфа Абеля, полковника госбезопасности, который всю войну проработал в немецком Абвере и выдал массу немецких агентов, засылавшихся к нам. После войны сложными путями он перебрался в Америку, работал фотографом, был выдан провокатором, арестован и осужден на 30 лет (по “западному стандарту”). Ожидание обмена для Абеля началось с 7 мая 1960 года, когда кто-то просунул через маленькое окошечко его одиночной камеры свернутую в трубочку газету. Уже давно не имея никаких новостей о событиях в мире, он лихорадочно схватил ее. Развернув, сразу же увидел заголовок, напечатанный огромными буквами: “Над Свердловском, СССР, сбит самолет У-2”. Ниже — помельче: “Гарри Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону”.

В Вашингтоне начались споры: сотрудники ФБР считали, что надо Абеля подольше подержать в тюрьме, и когда ему надоест сидеть, он расскажет о своей деятельности в США. А ЦРУ хотело заполучить своего летчика обратно, чтобы узнать, что именно произошло 1 мая под Свердловском.

Практические меры по обмену взял на себя адвокат Абеля — Донован. Он поехал в Восточный Берлин в качестве неофициального представителя США с письмом Абеля к жене, которая должна была обеспечить Доновану соответст­вующий прием со стороны руководителей советского посольства. Менять или не менять, зависело от Хрущева. Решили все-таки разумно: зачем нужен Пауэрс, он и так все сказал. Обмен произошел в Берлине, на красивом мосту Глиника, — помните сюжет из фильма “Мертвый сезон”?

Абель вспоминал: “Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски — “Обмен!”. Уилкинсон (начальник тюрьмы. — К. С. ) вынул из портфеля какой-то документ и передал мне. Быстро прочел — он свидетель­ство­вал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди!”

Еще в досудебном общении на Лубянке Пауэрс не скрывал, что в Америке его ждут большие неприятности — ведь он полностью провалил задание. Его слушали и в конгрессе, и в комиссии ЦРУ, и общественные представители.

Но Америка — это Америка! Она умеет делать героев. Герои — это ее идеологический резерв. Что толку от поверженного Пауэрса, от которого даже жена ушла? А вот герой Пауэрс — это национальное богатство. Пауэрс, верно служивший третий срок ЦРУ в отряде 10-10, отважно полетевший сквозь всю могучую страну, мимо ракетных комплексов, ловко спасший свою жизнь. Он получил большую компенсацию, работал в информационном агентстве, пилотировал вертолет. Возвращаясь с матча из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, Фрэнсис Гарри Пауэрс разбился.

И хотя он погиб не от советской ракеты, ЦРУ ходатайствовало перед президентом Картером, чтобы Пауэрса похоронили на Арлингтонском кладбище. Это — усыпальница всех героев, от Первой мировой войны до Вьетнама и Кореи.

Интерес к истории с Пауэрсом за сорок лет не только не упал, а еще и вырос. Ведь она остановила шпионские полеты У-2! “Неуклюжая”, грубая дипломатия Хрущева с его “кузькиной матерью” оказалась победной.

Сегодня даже больше, чем мы, русские, истории У-2 уделяет внимание американская общественность: вышло несколько книг, посвященных полетам У-2, в том числе красивая, богато иллюстрированная книга со списками всех летчиков, когда-либо летавших на У-2.

Есть этому и чисто американское — совершенно прагматическое — объяснение: фирма “Локхид” собирается выпустить новую модификацию У-2 и хочет, чтобы она была принята Пентагоном. А значит, нужно привлечь внимание американского общества, создать рекламу. И Пауэрс тут очень кстати.

А что же Игорь Ментюков? Благополучно сев на аэродроме, Игорь был готов по команде взлететь снова. Главком Савицкий о Ментюкове:“Самолет невооруженный, летчик без гермошлема, без высотного костюма, — в общем-то понятно, что посылали его на смерть. Герой, что не побоялся! Спасибо ему нужно сказать!”

Спасибо особого ему не сказали. В награду подарили наручные часы “Сатурн”. Он ждал еще вызова на следствие, потом на суд в качестве свидетеля — не вызвали. Ведь летчики участвовали в операции “инкогнито”.

Служил в Белоруссии. Однажды, когда был комэска на Су-11, оказался личным инструктором маршала Евгения Яковлевича Савицкого, посылавшего его когда-то на смерть. Службу закончил подполковником, штурманом полка. Награжден двумя орденами “Красной звезды” за освоение боевой техники Су-9 и Су-15, медалями. В сорок пять ушел на пенсию и работал диспетчером в аэропорту под Киевом до шестидесяти лет. Журналисту горько скажет о последних годах: “Потом — обвал безработицы, хватит, говорят, дед, пора­ботал. И подался я на родину...”

“Наследный” его домишко стоит на окраине Тамбова, у кладбища. Пытался в последние годы выхлопотать пенсию поприличней — ведь он был не просто военный летчик: участвовал в боевой операции. Но хождения в военкомат — дополнительная горечь.

Его версию: “Я сбил Пауэрса” очень убедительно развеяло множество людей — с совершенно неопровержимыми техническими аргументами. А само заявление Ментюкова они объясняют по-своему: “Знаете, старые стали, что-то забывается, что-то видится по-другому, — он так горячо переживал тогда, что сорвался таран, и вот у него постепенно сложилась картина: да, он проскочил самолет Пауэрса, не увидев его, но У-2 попал в спутную струю его самолета и рухнул.

Это — невероятно. Мы, летчики, все попадали в такую струю, знаем, что это такое. Но чтобы от нее рассыпался самолет — это невозможно”.

Пауэрс утверждал, что машины Ментюкова не видел. Самолет пролетел выше Пауэрса, с огромной скоростью.