Сборник статей - Пути России. Новый старый порядок – вечное возвращение? Сборник статей. Том XХI

Идеи Клофача, который, в отличие от лидеров ВНС, смог привести под знамена национализма широкие слои населения, вдохновили Вергуна в 1911 г. на создание литературно-общественного сборника «Ладо», посвященного «нарождающейся русской национал-демократии»[399]. Название «национал-демократия» было выбрано, по всей видимости, по той причине, что слово «социализм» в России ассоциировалось исключительно с революцией. К тому же, термин «национал-демократия» уже получил некоторую известность в русском обществе благодаря статьям профессора Т.В. Локотя в газете «Киев». Зато, издавая «Ладо», Вергун использовал символ чешских национальных социалистов – скрещенные молот и перо – при оформлении обложки сборника[400]. Западнославянские националисты отвечали взаимностью: в предисловии ко второму изданию «Ладо» Вергун писал, что «гораздо лучше, чем внутри России, появление нашего сборника было встречено у зарубежных славян. Славянская печать отметила, что национал-демократическое направление единственно способно вернуть России потерянный ею великодержавный престиж»[401].

При этом все не ограничивалось лишь чешским влиянием. Национал-демократ Иван Сухов отмечал, что «наши зарубежные, от одинаковых источников произошедшие, националисты Руси Подъяремной, во главе с галичанами Д.А. Марковым, Куриловичем и Дудыкевичем, отстаивая в парламенте и печати русскую народность от немецко-польско-мадьярского натиска, все без исключения ведут определенно прогрессивную политику»[402]. В. Глыбин, объясняя, почему национал-демократическая партия должна называться «народной», писал: «Название “русская народная партия” не выдуманное. Такая партия уже есть – среди русских в Галиции, нам нужно создать только ее естественное продолжение. Там партия крестьянская и национальная, а у нас “думская фракция крестьян” и “всероссийский национальный союз” – две разные и по многим вопросам резко противоположные группы»[403]. Интерес к проблемам Галицкой Руси был вполне закономерным, и причиной его было не только то, что один из идеологов национал-демократов Вергун был выходцем из этих земель. Для национал-демократов галицийская проблема носила как этнокультурный характер, так и социальный. Причиной было то, что галицкие русины не только находились под властью чужого государства, но и все высшие классы региона были представлены, по большей части, поляками и немцами. И в случае победы русского движения должна была произойти «своеобразная демократическая революция в виде усиления “трудового русского элемента”»[404].

Кроме того, русские национал-демократы с интересом наблюдали и за украинским национализмом. Профессор Локоть писал, что во второй половине XIX в. «возникают прогрессивно-демократические движения, прежде всего – движение украинское, малорусское: Шевченко, Кулиш, Костомаров и – особенно определенно – Драгоманов. Никто не осмелится назвать этих ярких националистов не демократичными, не прогрессивными. И, тем не менее, в общественном мировоззрении этих представителей национального малорусского самосознания, особенно у Драгоманова, вполне определенно выступает та мысль, что вне национального самосознания истинный демократизм невозможен, немыслим»[405]. И. Сухов выражался конкретнее: «Русский окраинный национализм, по происхождению своему глубоко демократический, должен быть во всеуслышание таковым и объявлен. Наступает время, когда националистам придется приступить к осуществлению положительных идеалов своей программы. Естественно если западнорусский национализм, как здоровое общественное явление, примет направление, соответствующее потребностям времени и жизни. И в ответ на популярный лозунг взращенных Австрией “украинцев”: “Украйна без хлопа и пана”, раздастся клич: “Русь без барина и мужика”…»[406] Как справедливо отмечает петербургский историк Д.С. Павлов, «одно из фундаментальных преимуществ украинского проекта состояло в том, что его общая программа в большей степени отвечала задачам превращения “донациональной” этноконфессиональной общности в нацию эпохи Модерна»[407]. «Украинцы» «призывали к таким жизненно необходимым для современной нации вещам, как скорейший слом сословных перегородок, введение единого и всеобщего образовательного стандарта, распространение языковых норм, максимально возможно доступных для широких слоев общества»[408]. Украинское движение было интересно русским национал-демократам именно с точки зрения определенных социальных практик и способов влияния национальной идеи на различные слои населения; при этом, конечно, в «украинцах» они видели, в первую очередь, своих врагов и конкурентов. Т.В. Локоть – единственный национал-демократ, с определенной симпатией относившийся к «украинцам» и даже позволявший печатать на страницах своей газеты рекламу на украинском языке, все же признавал искусственность того литературного языка, «который “куется” в настоящее время <…> под покровительством австрийской государственной власти»[409].

Национал-демократы делали вывод, что необходимо порвать с националистами-реакционерами, добиваться осуществления в России правовых гарантий и обратиться с национальными лозунгами к широким массам населения, в первую очередь к крестьянству, но также и к провинциальной интеллигенции, квалифицированным рабочим, казакам, сельским священникам. Они полагали, что дворянский и бюрократический характер русского национализма тормозит его развитие, поэтому нужно ориентироваться на более успешные национальные движения – чешское, галицко-русское, галицко-украинское – и создавать русскую национал-демократическую партию. Если смотреть с высоты сегодняшнего дня, национал-демократическое движение начала XX в. интересно именно тем, что оно обратило внимание на социально-экономическую сторону нациестроительства, в то время как все остальные русские националисты были увлечены этноконфессиональными вопросами. Британский социолог Т.Х. Маршалл подчеркивал, что «гражданство есть не просто некий правовой статус, определяемый набором прав и обязанностей. Это также и идентичность, выражение чьего-либо членства в политическом сообществе. И его [Т.Х. Маршалла] аргументация в пользу расширения прав гражданства так, чтобы они включали основные социальные права, такие как право на здравоохранение и образование, заключалась именно в том, что это помогло бы развитию общего чувства принадлежности к нации и национальной идентичности»[410]. В странах Западной Европы расширение гражданских прав, в том числе и социальных, «было орудием нациестроительства, нацеленного отчасти на то, чтобы сконструировать и консолидировать чувство общей национальной идентичности и культуры»[411]. Именно такую задачу ставили перед собой и русские национал-демократы, хотя, конечно, они говорили не о «конструировании нации», а о «пробуждении национального чувства». Они понимали, что интеграция низших и средних слоев в русскую нацию возможна только путем повышения уровня благосостояния широких народных масс, что и объясняло левую направленность их экономической программы. Именно такой взгляд на проблему хорошо выразил один из авторов журнала «Русская Мысль»: «От материального преуспеяния и культурного развития крестьянского и рабочего класса и от органической спайки их с другими слоями населения более всего зависит будущее России»[412].

Весной – летом 1914 г. русские национал-демократы подошли к созданию своей организации, Имперской народной партии, но начавшаяся мировая война вынудила их отложить свои планы до лучших времен, которые для них так и не наступили.

Раздел 4

Как долго продлится националистический поворот?

Владимир Кржевов[413]

Этничность или гражданство: к вопросу об основах национально-культурной интеграции[414]

Обращение к литературе, затрагивающей смежные проблемы политической философии и общей этнологии, показывает, что в течение весьма продолжительного времени сохраняется значительный разброс подходов в понимании природы этнических феноменов, а также серьезные разногласия относительно характера этнических процессов, совершающихся в глобализирующемся сообществе второй половины ХХ – начала ХХI в. Наглядным примером отсутствия должной ясности в этом вопросе могут служить нередкие в историографии случаи, когда понятие «этногенез» наделяется существенно более широким смыслом, по сути эквивалентным представлению об историческом развитии общества. Точно так же понятия «народ», «нация», «государство» зачастую некритически используются как взаимозаменяемые – т. е. без различения особых содержаний каждого из них. Тем самым вычленение собственно этногенетической составляющей исторического процесса и постижение действующих здесь специфических закономерностей не рассматривается в качестве особой задачи[415].