Геннадий Герасимов - Общество потребления: мифы и реальность.

Польский журналист Максимилиан Березовский дает такие штрихи к теме настоящей главы: «Казалось, эротизм сразил Америку одним ударом. В действительности же качественные изменения наступили в результате длительного эволюционного процесса. Они не коснулись ни всей страны, ни всех социальных групп сразу. Но эффект был ошеломляющим… Во второй половине 70-х годов типичное телевизионное меню одного вечера складывалось из рассказа о переживаниях уличной девицы, исповеди парочки гомосексуалистов и сцены насилия… Распространение противозачаточных пилюль покончило с призраком опасности, ибо аборты довольно долго оставались делом хлопотным… Американцы набросились на бочку с медом не оттого только, что хотели выразить тем самым свое отношение к существовавшим до того запретам. Они не просто сводили счеты с пуританством. Во всем склонные к гигантизму, они и в новом «развлечении» позабыли о чувстве меры… Торговцы не хотели выпустить из своих рук секс и порнографию. Именно потому, что потребительство в Америке — великая сила, интерес к эротике и мог преобразиться в приносящий многомиллиардные барыши бизнес… О величайшем триумфе коммерции свидетельствует тот бесспорнейший факт, что женщина стала не только объектом, но и потребителем эротики… Думаю, самую суть дела ухватила Клэр Льюис, когда написала: «Власть, деньги и секс — это три великие американские ценности сегодняшнего дня» [185].

В годы так называемой «сексуальной революции», писал журнал «Экскуайер» в марте 1984 года, американцы перестали пользоваться банальными фразами вроде «Ты мне нужен» или «Я тебя люблю». Все делалось молча.

В последнее время, однако, американцы стали отходить от их теории «стакана воды», по которой интимные отношения приравнивались к физиологическим потребностям вроде жажды, утоляемой механически стаканом воды. Порнографические журналы продолжают выходить и продаваться, многие превратились в атласы анатомии с гинекологическим уклоном, но читатель уже устал: сколько можно про одно и то же… Сокращается клиентура «массажных» заведений. Выходит из моды так называемый «открытый брак» и обмен супругами. Увеличивается число браков — 2,5 миллиона в 1982 году, рост на 16 процентов по сравнению с 1975 годом. Впервые за многие годы число разводов сократилось до 1,2 миллиона в 1982 году.

Социологи, как всегда, наготове со своими объяснениями. В числе указываемых ими причин:

1. Незапретный плод несладок. Стефан Греер, владелец сети ночных заведений в Чикаго, поясняет: «Если вы не работаете в кондитерской, любая конфета кажется вам вкусной. Но нынче, так сказать, все «работают в кондитерской», секс доступен каждому. И люди становятся избирательнее, выбирают «любимую конфету», т. е. любимого человека».

2. Любовные приключения опустошают душу и тело. Врач Лонна Барбах из Сан-Франциско считает: «Мы пережили поколение «Я», теперь люди хотят вернуться в поколение «Мы».

3. Американцев поразила эпидемия неприятной, неизлечимой болезни, генитального герпеса. По оценкам, на весну 1984 года, «им болеют от 10 до 20 миллионов американцев, и каждый год заболевают еще от 200 до 500 тысяч. Социологи видят в этом серьезное сдерживающее начало» [186].

«Сексуальная революция закончилась», — констатирует журнал «Тайм». Журнал, скорее всего, поспешил с выводом. Точнее пока что было бы сказать: «Сексуальная революция оказалась в тупике». Многие ее атрибуты остаются, но сама она уже демонстрирует свое бесплодие.

В подборе писем-откликов, опубликованном журналом «Тайм» 30 апреля 1984 года, выделялось письмо Рут Литке:

«Итак, поколение беби-бума открыло для себя традиционные ценности верности, обязательств и брака. А те из нас, кто вырос в 50-е годы, остались сейчас наедине со своими разбитыми жизнями, поскольку считалось, что готовность к длительному браку не входит в число обещаний поколения Меня».

Иметь или быть?

Не в деньгах счастье. А в чем же, возразит американец на эту народную мудрость. Он может добавить с умным видом, что и сам ценит деньги не как таковые, а как средство приобретения благ. Значит, сделает он вывод, в конечном счете счастье в деньгах и в возможности ими свободно распорядиться по своему усмотрению.

Американец уверен, что добрался своим ходом до такой жизненной философии. Однако столь ограниченным его делает общество потребления. В самом деле, для существования подобного общества нужны потребители, люди, постоянно что-то приобретающие и быстро все выбрасывающие, чтобы предотвратить «затоваривание» на индивидуальном уровне. Так порой об американском обществе и говорят как бы об «обществе выбрасываемых вещей» — «throw — away society».

«Рекламодатели научили нас искать счастье в вещах, которые можно купить»,— констатирует журнал «Футурист» [187].

Помимо постоянного «промывания мозгов» рекламой, общество потребления нуждалось в лозунге. И он был выброшен еще перед первой мировой войной: «Догнать Джонсонов!» Не недоступных, недосягаемых Вандербильдов, за которыми безуспешно гналась «людоедка» Эллочка из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев», а соседей по улице или по дому. Началось с появления в 1911 году рассказа Ирвинга Бочеллера «Догнать Лиззи». Лиззи была самой удачливой девушкой небольшого городка, где все стремились достичь того же, чего достигла Лиззи. Именно эта книжная Лиззи и воплотилась потом в «жестяную Лиззи» Генри Форда. Затем в 1913 году появилась серия комиксов «Догнать Джонсонов». Оттуда и пошло. Зависть культивировали как стимул человеческой жизнедеятельности. Чтобы автомашина была не хуже, чем у Джонсонов, чтобы жена была одета не хуже, чтобы дети учились в школе не хуже той, куда ходят «джонсонята». Критерием успеха оставались деньги. Никто не имел в виду «догнать Джонсонов» по знаниям, интересам или даже размерам личной библиотеки. Атмосфера общества потребления делала людей завистливыми. Американский психолог Эрих Фромм отмечал, что «жадность и зависть столь сильны в людях не потому, что они сильны от природы, а по причине трудностей организовать сопротивление общественному давлению быть волком с волками» [188].

Завистливый человек, однако, не может быть счастливым, поскольку ему всех никогда не обогнать, значит, всегда будет чему завидовать и портить себе кровь.

Но экономике по-прежнему нужен лозунг «Догнать Джонсонов», чтобы она не забуксовала, не затоварилась, не соскользнула вниз по постоянной кризисной кривой. Экономике нужна, как выразился один социолог, «институализация зависти».

«Двигаться вперед, — пишет Даниел Белл, — не означает больше, как это было в конце XIX века, продвижение вверх по социальной лестнице, а принятие определенного стиля жизни — членство в местном клубе, путешествия, разные «хобби», что и отличает члена общества потребления… Можно сказать, что потребительская экономика находит свою реальность в показухе» [189].

Смеется Расел Бейкер:

Потребляя вчерашнюю газету, я потребил вместе с ней и статью о некоем Мартине Давидсоне, рекордсмене потребления, человеке, который желает потреблять только самое лучшее. И потребляет! Недавно, например, он потребил лимузин марки «Кадиллак». А что потребляю я? Зубную пасту да таблетки аспирина. Да еще камбалу. Разве это сравнишь с «Кадиллаком»?

И это еще не все. Сейчас Давидсон как раз заканчивает процесс потребления мебели на 150 тысяч долларов, чтобы освободить место на этаже в небоскребе на Манхэттене, которое он собирается потреблять позже.

Эта статья в газете является мне укором, и я теперь вижу, что мои худосочные акты потребления проистекают из-за отсутствия энергии и стимулов. Одна из целей Давидсона — потреблять с таким увлечением и азартом, чтобы оказаться включенным в число трех главных клиентов Барни. А вы знаете, что это такое. Барни — один из ведущих магазинов мужской моды на Манхэттене… Нет, я не отступлюсь. Пока у меня есть деньги, я так просто не уступлю даже тяжеловесу Давидсону. Начну-ка с лимузина. Впрочем, сначала две таблетки аспирина и в кровать» [190].

У феномена джонсизма всегда было много критиков. Бунт молодежи 60-х годов нередко объясняют тем, что дети отрицают культ вещей и «джонсизма» их отцов. Социолог Хейзел Хендерсон видит в стране «упадок джонсизма» и предлагает более «созидательную» альтернативу:

«Можем ли мы достаточно возмужать, чтобы преодолеть низменные стимулы джонсизма или же нам придется ограничиться изменением направления этих человеческих побуждений в сторону целей, которые были бы менее связаны с материальной выгодой и были бы менее саморазрушительными? Возможно, достаточно будет изменить цели и символы успеха, в результате чего наш нарциссизм найдет выражение в развитии личности и объединении наших представлений о самих себе. Тем самым конкуренция может быть направлена в сторону физического развития и благополучия, а приобретательство принять форму обладания знаниями и перехода на более высокий уровень самосознания. Положения и признания можно добиваться и другими путями…» [191].