Двадцатые (СИ) - Нестеров Вадим

Артемьев остался без поддержки.

И тут он совершает свой главный промах. По большому счету, Артемьева просто подвела неопытность в аппаратных играх – все-таки чиновничий мир изрядно отличался от привычной ему академической среды.

Пока Федоровский за шлагбаумом договаривался о закупках и встречался с лохматым гением по фамилии Эйнштейн, Артемьев в Москве серьезно накосячил.

В конфликте вокруг реформы Академии наук Артемьев с Тер-Оганезовым, ставшим к тому времени его заместителем по Научному отделу, встали на неправильную сторону.

Радикалы, которые в первые годы революции было множество, решили реформировать Академию наук путем уничтожения. И именно к радикалам и примкнули Артемьев с Тер-Оганезовым.

15 августа 1919 года востоковед и филолог академик Ольденбург написал письмо.

Тогдашний непременный секретарь Академии наук писал приятелю Артемьева, физику Лазареву: «Многоуважаемый Петр Петрович… На Академию из Москвы, говорят, надвигается черная туча: Артемьев и Тер-Оганезов имеют какие-то планы полного уничтожения в простом декретном порядке. Науку, конечно, никто и ничто никогда не уничтожит, пока жив будет хоть один человек, но расстроить легко. Поговорите с Красиным, пусть он поговорит с Лениным, тот человек умный и поймет, что уничтожение Академии наук опозорит любую власть…

Создатель русской индологии как будто прозрел будущее. Не зря все-таки «буддисты Тибета почитали его за бодхисаттву, ездили к нему на поклонение, привозили ему ароматические курительные свечи и голубые шали из шелка-сырца, легкие как одуванчики и цеплявшиеся за пальцы; привозили ему рис, он ел его каждый день».

Действительно, одернул «радикалов» не кто-нибудь, а сам Владимир Ильич Ленин лично, причем одернул весьма резко. «Не надо давать некоторым коммунистам-фанатикам съесть Академию! — заявил тогда Ильич Луначарскому. - Найдется у вас какой-нибудь смельчак, наскочит на Академию и перебьет там столько посуды, что потом с вас придется строго взыскивать».

Выволочка от Ленина имела самые радикальные последствия. Глава радикалов, заместитель наркома просвещения, историк Михаил Покровский пусть и изрядно «просел» по степени влиятельности, но должность сохранил – помог статус «старого большевика» и дореволюционный партийный стаж. А вот за недавних «попутчиков», едва-едва вступивших в партию Артемьева и Тер-Оганезова заступиться было некому, и их акции рухнули стремительным домкратом.

Фактически, это был крах их чиновничьей карьеры - и того, и другого, по сути, отстранили от реальной власти.

И полузабытая за властной суетой Московская горная академия внезапно оказалась основным и едва ли не единственным активом Артемьева.

Вот ее обустройством он и занялся, вручив Тер-Оганезову утешительный приз – оформив его в МГА преподавателем геометрии, ибо астрономию горняки не изучали.

Но прежде чем перейти к рассказу о создании и обустройстве Московской горной академии, надо, наверное, рассказать про Тер-Оганезова – а то он замелькал у меня чаще Ферсмана.

Звездочет

Вартан Тигранович был мелкий бес. Нет, правда-правда – это прославленное Федором Сологубом словосочетание описывает его идеально. Но проблема была не в этом.

Проблема была в том, что он был проклятым мелким бесом. Причем проклятие на нем висело очень редкое – Вартан Тигранович был проклят удачливостью. Ему всегда дьявольски везло, и в этом была основная причина всех его проблем. Поэтому лучше всего начать этот очерк так: «Вартан Тигранович Тер-Оганезов был мелким бесом. Очень удачливым и потому глубоко несчастливым мелким бесом».

У многих моих неположительных героев какие-то мистические проблемы с фотографиями. Это единственное изображение Тер-Оганезова, что я нашел. Рисунок Л.Н. Радловой.

Он родился 10 октября 1890 года в городе Тифлисе в семье коллежского регистратора Тиграна Вартановича Тер-Оганезова. Коллежский регистратор (он же «елистратишка простой») это – напомню – четырнадцатый, самый низший чин знаменитой «Табели о рангах». Он даже прав на личное дворянство не давал, только на почетное гражданство.

Тот самый чин, о котором Александр «наше все» Пушкин предельно честно написал в «Станционном смотрителе»: «Сущий мученик четырнадцатого класса, ограждённый своим чином токмо от побоев, и то не всегда». Последнее замечание очень показательно, особенно если вспомнить, что один из персонажей рассказа «Смех и горе» Николая «Левши» Лескова именует коллежских регистраторов не иначе как «Не бей меня в рыло».

В общем, папа у него был не самых больших чинов.

Мама нашего героя рано умерла, оставив Вартана и его старшую сестру Астгик сиротами. Но мальчик еще и в школу не пошел, как папа — коллежский регистратор женился вторично, и вскоре у нашего героя появились две сводные сестры, Елизавета и Маргарита или Зизи и Марго, как они всю жизнь подписывались в письмах.

В эти времена, конечно же, Вартан Тигранович еще никаким мелким бесом не был.

Он был обычным, скорее — даже хорошим мальчиком. Мальчиком, который в пику окружающему мелкому миру, мечтал о большом.

Но не о большом чине, а о большом – в смысле глобальном. Я бы даже сказал — эсхатологическом.

Он часто смотрел в небо. А небо на юге – это совершенно особенное небо. Там нет ни замордованного службой отца, ни мачехи, ни четверых детей в семье, живущих на копеечное жалование коллежского регистратора…

Там звезды.

Ни дождика, ни снега,

Ни пасмурного ветра

В полночный безоблачный час,

Распахивает небо

Сверкающие недра

Для зорких и радостных глаз,

Сокровища вселенной

Мерцают, словно дышат,

Звенит потихоньку зенит,

А есть такие люди –

Они прекрасно слышат,

Как звезда с звездою говорит:

-Здравствуй!

-Здравствуй!

-Сияешь?

-Сияю.

-Который час?

-Двенадцатый примерно…

Там на Земле в этот час

Лучше всего видно нас

-А как же дети?

-Дети? Спят, наверно...

Люди, слушающие как звезда со звездою говорит, действительно есть – и вы даже знаете, как они называются.

Еще будучи гимназистом, Тер-Оганезов увлекся астрономией. Причем увлекся всерьез – с десятилетнего возраста переписывался с председателем Русского астрономического общества, одним из самых знаменитых астрономов империи, Сергеем Павловичем фон Глазенапом.

Астроном Глазенап

И он был не один такой – к примеру, в феврале 1901 года ученик четвертого класса Пятой Киевской гимназии Андрей Борисяк, также переписывавшийся с Глазенапом, сообщил ему о своих наблюдениях новой звезды в созвездии Персея, достигшей в максимуме нулевой величины. Все подтвердилось и в марте на заседании РАО С. П. Глазенап доложил об открытии А. Борисяка, которое было сделано на несколько часов раньше других, в том числе иностранных, астрономов.

Вскоре гимназиста избрали действительным членом РАО, и он получил «высочайший» подарок — телескоп.

Гимназист А. Борисяк

Тер-Оганезов ничего не открыл, но ему и без того очень повезло – судьба дала ему шанс воплотить мечту. Закончив гимназию, он не пошел работать, чтобы помогать семье, а поступил в университет. Конечно же, на физмат Петербургского университета, где после многолетней переписки наконец-то встретился с Сергеем Павловичем и принялся уже всерьез учиться астрономии (впоследствии, правда, перешел от Глазенапа к Александру Александровичу Иванову).

Учился хорошо, в 18-летнем возрасте стал членом Русского астрономического общества, а в 1913-14 годах опубликовал две статьи о двухзвездных орбитах в «Известиях Русского астрономического общества». Они назывались «Заметка об определении орбит двойных звезд» и «Об определении коэффициента δ, входящего в уравнение видимого эллипса двойной звезды».