Русские парижане глазами французской полиции ХVIII века - Александр Фёдорович Строев

Русские парижане глазами французской полиции ХVIII века читать книгу онлайн
В эпоху Просвещения более шестисот россиян жительствуют в Париже: вельможи, дипломаты, писатели и ученые, художники и коллекционеры, масоны и авантюристы. Русские парижане общаются с Руссо и Дидро, д’Аламбером и Мармонтелем, переписываются с Вольтером, и в то же время содержат танцовщиц, играют в карты, влезают в долги и попадают в тюрьму. Полицейские донесения, собранные в книге, рисуют психологический портрет русского дворянства эпохи Просвещения и заодно позволяют проследить эволюцию французского сыска на протяжении XVIII века. Денис Кондаков – автор книг «Творчество Эжена Ионеско в контексте идейно-художественных исканий европейской литературы ХX века» (2008), «Les Russes à Paris au XVIIIe siècle sous l’œil de la police» (совместно с А. Строевым, 2024). Александр Строев – автор книг «Les Aventuriers des Lumières» (1997), «„Те, кто поправляет фортуну“: Авантюристы Просвещения» (1998), «La Russie et la France des Lumières: Monarques et philosophes, écrivains et espions» (2017), «Литературные судьбы русских писателей во Франции» (2023).
По договоренности с издателем русский вариант книги мы сократили и построили принципиально иначе: по персоналиям. Мы отобрали донесения, описывающие парижскую жизнь самых известных русских вельмож, дипломатов, литераторов. Подчеркнем, что и во французском варианте книги учтены отнюдь не все русские, приезжавшие во Францию, ибо за многие годы донесения не сохранились, кого-то полиция не заметила, кто-то жил не в столице, а в провинции и т. д. (мы еще к этому вернемся).
Как издавали донесения
Публикация документов из архива полиции началась во время Французской революции. В 1789 г., вскоре после взятия Бастилии, авантюрист, журналист и революционер Жан-Луи Карра (1742–1793, гильотинирован) напечатал «Подлинные исторические мемуары о Бастилии», куда включил документы из следственного дела принца Карла Курляндского[6]. Как водится, он пересказал жизнь принца и историю России на свой лад. Самый интересный из напечатанных им документов, письмо от Джакомо Казановы к принцу об изготовлении золота алхимическим путем, пропал из архива[7], тогда как копии других писем сохранились. Книгу перевели и издали в Германии и Англии[8], европейская пресса перепечатала дело Карла Курляндского[9]. Казанова, живший в Богемии, разозлился на то, что журналисты выставили его шарлатаном, и в 1792 г. включил свой вариант этого письма в мемуары[10].
Другой революционер, депутат Конвента Луи-Пьер Манюэль (1751–1793, гильотинирован), бывший полицейский осведомитель и вестовщик, издал книгу «Разоблаченная парижская полиция» (1791), также используя архив Бастилии. Он включил в нее материалы полиции нравов об актерках и девицах легкого поведения[11]. Манюэль отобрал понравившиеся ему донесения, переписал их на свой лад, выбросил даты и превратил в забавные истории. Источники некоторых из них мы так и не нашли, в том числе описанного им забавного происшествия с Дмитрием Матюшкиным, объявленным им поляком: «Граф Матуски спал на груди девицы Дюте, когда герцог де Дюрфор[12] разбудил их обоих. Поляк бросился бежать, француз за ним. Стража, увидав его в одной рубашке, укутала его в плащ»[13].
Историки XIX века Лоредан Ларше, Камий Питон и Артюр де Буалиль издавали самые любопытные донесения, а именно материалы полиции нравов[14]. Франсуа Равессон и Франц Функ-Брентано, хранитель библиотеки Арсенала, изучали и публиковали бастильские архивы[15]. Жюль Маторес использовал их в книге «Иностранцы в дореволюционной Франции: история народонаселения»[16]. Григорий Лозинский одним из первых занялся полицейскими донесениями о русских в Париже. В 1925 г. он посвятил три статьи Антиоху Кантемиру, в которых также использовал документы Национального архива о кончине князя[17]. В последние годы историки все чаще обращаются к этим источникам: назовем, в частности, превосходные работы Эрики-Мари Бенабу, Жана-Франсуа Дюбоста и Антуана Лилти[18]. Мы использовали работы наших предшественников, уточняя и дополняя их сведения.
Как работала французская полиция
В эпоху Просвещения французская полиция считалась лучшей в Европе. Усилиями ее высших чинов была создана эффективная система внешнего наблюдения, поквартальной слежки, а также разветвленная сеть осведомителей, в том числе слуг, работавших у знатных иностранцев. Однако сведения, добытые таким способом, не могут быть абсолютно полными и точными. Полицейские зачастую путают родственников (Голицыных, Салтыковых, Шуваловых). Агенты записывают русские фамилии на слух, на французский, немецкий или польский лад. Так, Фонвизин стал г-ном де Визини, а Иван Хемницер – г-ном Хенниценом. При этом последнего представили как офицера, собиравшего военные сведения в Германии и с этой же целью приехавшего во Францию[19], т. е. как шпиона. А когда дело доходит до ливонцев, то полицейский, не слишком утруждаясь, переписывает одни и те же сведения.
В донесениях упоминается более шестисот подданных Российской империи, посетивших в Париж, но в действительности их было намного больше. Полиция следит в первую голову за дипломатами и аристократами, живущими подолгу в Париже, за богатыми и знатными путешественниками. Их слуги в отчеты не попадают, так же как, за редкими исключениями, мещане, купцы и студенты. Между тем многие пансионеры петербургской Академии художеств, отправленные на учебу в Париж, стали затем знаменитыми художниками, скульпторами, архитекторами.
Не найдем мы в публикуемых донесениях, увы, и имен многих русских писателей, приезжавших в Париж. Отсутствие Василия Тредиаковского, который посещал занятия в Сорбонне в 1727–1729 гг., или писателя и переводчика Ерофея Каржавина (жил в Париже с 1746 г. до начала 1760‑х), можно объяснить тем, что плохо сохранились донесения этого времени. Что до племянника последнего, писателя и авантюриста Федора Каржавина, который трижды бывал в Париже (во второй раз под вымышленной французской фамилией), то полицейские его заметили только в 1788 г. Нет в донесениях и Николая Карамзина, рассказавшего о своем пребывании в Париже в 1790 г. в «Письмах русского путешественника». Его приезд остался незамеченным, вероятно из‑за того, что после Революции слежка за иностранцами пришла в упадок (добавим, что в начале века под руководством Фуше она расцвела). Кроме того, как следует из донесения рижской пограничной полиции, хранящегося в АВПРИ, Николай Михайлович Карамзин выехал из России в 1789 г. под именем Николай Михайлов, а такая фамилия привлечь внимание полицейских не могла.
Чтобы точно установить, кто именно приезжал в Париж, мы использовали многочисленные источники, в первую очередь воспоминания, письма и дневники русских путешественников, а также списки отдыхавших на водах в Спа и посетителей масонских лож[20].
Полиция в царствования Людовика XV и Людовика XVI
В век Просвещения французские литераторы клянут парижскую полицию, простолюдины ненавидят доносчиков[21], а вот чужеземцы, включая государей, ею живо интересуются. Императрица Мария-Терезия желает знать, как именно поддерживается порядок в столице, и комиссар Жан-Батист-Шарль Лемер пишет для нее подробный отчет[22]. Для ХХІ статьи «Наказа» Уложенной комиссии «О благочинии, называемом инако Полициею» (1768) Екатерина ІІ воспользовалась французским опытом, а в 1773–1774 гг. попросила приехавшего в Петербург Дени Дидро рассказать ей и написать о полиции и деятельности правосудия[23].
Русские путешественники почитают полицию за одну из парижских достопримечательностей. Денис Фонвизин в письме к Петру Панину, написанном уже за пределами Франции (Аахен, 18 (29) сентября 1778 г.), как ему свойственно, начинает за здравие, а кончает за упокой:
Полиция парижская славна в Европе. Говорят, что полицеймейстер их всеведущ; что он, как невидимый дух, присутствует везде, слышит всех беседы, видит всех деяния[24], и, кроме одних помышлений человеческих, ничто от него не скрыто. Поздравляю его с таким преестественным проницанием; но при сем небесном даре желал бы я ему лучшего обоняния, ибо на скотном дворе у нашего доброго помещика чистоты гораздо больше, нежели пред самыми дворцами французских королей[25]. <…> Что же касается до безопасности в Париже, то я внутренне уверен, что всевидение полицеймейстера не весьма действительно и польза от полицейских шпионов отнюдь не соответствует той ужасной сумме, которую полиция на них употребляет. Грабят по улицам и режут в домах нередко[26].
Подобные филиппики, критикующие дороговизну полиции, произносят и сами французы[27].
Однако Жан-Шарль-Пьер Ленуар, генерал-полицмейстер в 1774–1775, 1776–1785 гг., истинный человек Просвещения, отстаивает принцип «благочиния» («une douce police»). Он уподобляет полицию хорошо действующему отлаженному механизму[28]. Так же, как его предшественник Антуан де Сартин, Ленуар полагает, что лучше не
