Русские парижане глазами французской полиции ХVIII века - Александр Фёдорович Строев

Сперва производилось полное кровопускание, затем с помощью специально изготовленного прибора пускали в пустые вены жидкость, взятую от умерщвленных сим способом детей. Редкие растения, минералы, исторгнутые из земли в тайных местах, и сопутствующие обряды придавали операции сатанинский характер. Вот подлинная копия, сделанная г-ном Ленуаром[57] с письма об этом графа…, адресованного Его Величеству Людовику XV. Оно показывает, в какие заблуждения могут впасть знатные люди, обуянные преступной манией. Можно сказать, что привычка пользоваться всем побуждает их всеми помыкать, и даже самое рабское послушание не может утолить их причудливые прихоти. Ясно, что все тогда им кажется пресным, если не приправлено каким-нибудь злодейством[58].

Разумеется, сочинитель множит анахронизмы: Иван VI был провозглашен императором в возрасте двух месяцев при регенте герцоге Бироне, вскоре свергнутом Анной Леопольдовной, матерью ребенка. В 1741 г. Елизавета Петровна совершила переворот, взошла на престол и отправила младенца в заточение. Ламот-Лангон изображает татарского князя в духе романов маркиза де Сада и Шодерло де Лакло, вдохновляясь персонажами «Преуспеяний порока» и «Опасных связей»: великаном-людоедом Минским и маркизой де Мертей[59].

Позднее Габриель-Анна де Систерн де Кутира, виконтесса де Пуалю де Сен-Мар, писавшая под псевдонимом графиня Даш, еще сильнее расцветила историю «вампира Креспаткого, заклятого врага Ришелье», разумеется, представив ее как подлинную[60]. Нам она интересна именно стереотипами восприятия русских во Франции, которые мы замечаем и у полицейских, и у писателей.

Русская колония в Париже в XVIII веке

Свет с Севера?

В послании к Екатерине ІІ Вольтер льстиво уверяет, что отныне свет Просвещения приходит с Севера. Однако на протяжении всего XVIII в. россияне приезжают в Париж, дабы набраться лоску. Учатся они быстро, но это не мешает парижанам посмеиваться над ними. Луи-Себастьян Мерсье в «Картинах Парижа» обращается к русскому (главы «Преподаватели приятных манер», «Драгоценные вещи») и объясняет, что «существуют особые преподаватели, обучающие манерам и всему, что необходимо знать молодым людям, желающим овладеть искусством нравиться! Это искусство имеет свои законы и развивается не ощупью, как на берегах Невы»[61].

Русским, возможно, недостает изящных манер, зато денег у них хватает. Они приезжают одеться по моде и поразвлечься. И если высшая знать общается с аристократами, то остальные посещают театры, кабаки и злачные места, за коими следит полиция.

Полицейские и девки

Обычно инспектора держатся в тени и доверяют деликатные поручения частным лицам. Они, как правило, прибегают к услугам девиц легкого поведения, содержанок, танцовщиц кордебалета в Опере и актрис Итальянского театра. В своих мемуарах Ленуар утверждает, будто численность тайных осведомителей и осведомительниц была много ниже, чем те баснословные цифры, что приводила молва, а их значение в работе полиции было не слишком существенно. Однако донесения комиссаров полиции свидетельствуют об обратном. Чужестранцы весьма охочи до модных куртизанок: такой связью можно затем похваляться у себя на родине, в салонах и при дворе. Можно вступить в соперничество с французскими или другими европейскими щеголями. Что до девиц, то они облегчают кошелек северных увальней, а взамен обтесывают их.

Вот несколько примеров. В донесениях полиции князь Андрей Белосельский, посланник при саксонском дворе, предстает как персонаж комедии. В 1761 г. он тратит по меньшей мере 80 000 ливров на Лакур, танцовщицу Оперы, а она изменяет ему с Бомарше и с мушкетером де Бюси и порывает с русским, полностью общипав его. Жена про это узнала, князь испугался, что она пожалуется посланнику в Париже графу Чернышеву и герцогу де Шуазелю, и обращается к инспектору полиции, дабы замять дело.

В 1762 г. Андрей Белосельский ограничивается разовыми посещениями девиц Лафон, Радзетти, Дюарле, Россиньоль, Сиам и Дюбуа, которые за 10–50 луидоров забывают на время о своих основных любовниках. Некоторые заботятся не только о деньгах, но и об облике русского, как о том свидетельствует донесение инспектора полиции нравов Луи Маре от 19 ноября 1762 г:

На днях князь Белосельский подарил танцовщице кордебалета Оперы девице Сиам, кою содержит принц Лимбургский, несколько прекрасных штук ткани. В прошлую среду сия барышня была в Итальянском театре в самом что ни на есть изысканном облачении. Князь Белосельский сидел в ложе напротив, и не было зрелища смешнее, чем сей русский, весьма упитанный от природы, пытавшийся своими ужимками подражать нашим петиметрам. Девица Сиам, приняв подарки, в то же время изрядно позабавилась и без конца повторяла шевалье де Бюси: «Вы должны дать ему несколько уроков; коли сумеете сделать из него щеголя, то обретете бессмертную славу». «Неуклюжий вид его неисправим, – отвечал ей де Бюси, – да и ты не оставила ему ни су, чтоб заплатить учителю»[62].

Другой соперник князя – Джакомо Казанова, добрый знакомый Андрея Белосельского и его младшего брата Александра. Его мать, актриса Дзанетта Казанова, играла в придворном саксонском театре. Джакомо познакомился с Андреем в Дрездене в 1766 г., возвращаясь из России, и, возможно, виделся с ним в Риме с 1770–1771 гг. Младший брат Джакомо, художник Джованни Батиста Казанова, директор Академии изящных искусств в Дрездене, в 1769 г. участвовал в продаже Екатерине ІІ коллекции картин графа фон Брюля, а затем, в 1770–1771 гг., сопровождал Андрея Белосельского в поездке по Италии[63].

Россияне частенько посещают одних и тех же девиц, как, например, итальянку Гертруду Соави (Сюави), любовницу Джакомо Казановы. Венецианец встречался с ней в Италии и в Париже, где она танцевала в Опере и была на содержании у русского вельможи[64]. Юный граф Александр Воронцов так ей увлекся, что взял на содержание в 1759–1761 гг., и платил ей годовую ренту в 12 000 ливров до 1764 г. уже после отъезда из Парижа. Сюави принимала также разовых посетителей, в том числе графа Петра Апраксина в 1761 г. и князя Дмитрия Голицына в 1764 г. В 1766 она удалилась на заслуженный отдых в Италию.

Девица Рей, танцовщица кордебалета в Опере, в 1761 г. привлекла внимание графа Петра Апраксина и князя Дмитрия Голицына. Девицей Россиньоль заинтересовались граф Петр Репнин в 1761 г. и князь Андрей Белосельский в 1762 г. Репнин к тому же посетил девиц Летуаль в 1761 г. и Фамфаль в 1762 г. (обе состояли при заведении дамы Эке).

Дмитрий Голицын посещал заведение дамы Гурдан и содержал девицу Сир, она же Дорне, танцовщицу в Опере до 1767 г., составившую себе изрядное состояние. Дидро рассказал об их отношениях в новелле «Мистификация, или История портретов»[65]. В 1761 г. Дорне приняли в Общество элегантных дам (Société des Élégantes), кое объединяло самым блестящих актерок Оперы и организовывало ужины с аристократами. Этот своеобразный «профсоюз» обеспечивал богатого покровителя каждой вступившей в него даме.

Как мы видим, находящиеся под контролем полиции девицы легкого поведения придают лоску «русским парижанцам», приехавшим в столицу Европы прожигать жизнь, и обирают их до нитки. Как здесь не вспомнить Бланш де Коменж из «Игрока» Достоевского.

Источники информации

Точность и элегантность донесений не удивляет. Полицейские пишут, как профессиональные писатели, подстраиваясь под главного своего читателя – монарха. Людовик XV Возлюбленный не чурался прекрасного пола (ему регулярно поставляли красивых девушек) и по утрам читал или слушал отчеты полиции нравов. Инспекторы адресуются генерал-полицмейстеру, а через него – королю. Это ясно видно в донесении от 6 декабря 1765 г., рассказывающем об актерке Кларимонд, новой любовнице графа Кирилла Разумовского:

Как говорится, все в нашем мире прихоть, ибо по правде барышня не обладает никакими чудесными качествами, как Вы сами сможете убедиться завтра, милостивый государь, когда она явится к Вам на аудиенцию[66].

Пикантные и ироничные рассказы этих лет решительно отличаются от скучных и однообразных донесений времен