Юрий Евич - В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

В данном случае «уголовное преступление» — совсем не фигура речи. Именно несколько моих вынужденных «внештатников», которые были на поле боя, позволили командованию сфабриковать на меня дело о «создании незаконного вооружённого формирования». Это не говоря о том, что когда один из них погиб — семья не получила ни компенсации, ни какой бы то ни было помощи…. Впрочем, об этом — чуть позже, в своё время.

Итак, на фоне такой «феерической» деятельности командира бригады в воздухе витало напряжение — было понятно, что активизация боевых действий не за горами. Никаких штабных учений, планирования и отработки совместных действий, пусть даже на карте, между службами бригады не проводилось. «Секретность» была такая, что, например, мне как начальнику медицинской службы бригады не были доведены никакие планы возможных действий бригады, дабы я мог спланировать работу моей службы по медицинскому обеспечению действий бригады. При этом ещё за неделю до активизации боевых действий один из водителей (!) моей роты вполне подробно сообщил мне о «секретных» планах командования — когда и куда собираемся наступать. В принципе, общее представление о своих алгоритмах действий у меня уже было, но эта информация оказалась весьма полезной, когда час «Ч» наступил…

В один из вечеров, мне кажется где‑то в половине двенадцатого ночи, меня срочно вызвали в штаб. Штаб был переполнен офицерами высшего звена. Напряжение буквально висело в воздухе, как грозовой разряд. Там же я увидел множество командиров малых, но действительно боевых подразделений — спецназа ДНР, ЦСО МГБ, СОБРА, ряда других. Присутствие этих людей, чьи формирования всегда находились на самом острие боевых действий, могло означать только одно: направление главного удара — здесь, у нас. Мы, молча, очень душевно обнимались, радуясь друг другу и без слов понимая важность происходящего. Внимательно смотрели друг на друга. Чётко понимали, что завтрашний день для любого из нас с большой степенью вероятности может оказаться последним.

Так стояли мы с друзьямиВ перерывах меж боям,Сухопутьем и морямиШли, куда велел приказ.Встань, фотограф, в серединкуИ сними нас всех в обнимку –Может быть на этом снимкеВместе мы в последний раз.

Думал ли я в тот миг о том, что возможно мы сейчас обнимаемся с ними — как с Шайтаном, тогда, перед атакой? Гадал ли, кто завтра останется в этом мире, а кто уйдёт в Высший, Горний? Нет, не думал. Мы собрались здесь, чтобы уничтожить ненавистного врага и защитить свою землю. Только это имело значение. А смерть в бою, да ещё в наступлении, — разве это не мечта любого настоящего мужчины, разве это не счастье?

Присутствовал сам Александр Владимирович Захарченко. Он и поставил нам боевую задачу следующего дня: Углегорск. Небольшой населённый пункт, строго на восток от Горловки, тысяч на тридцать жителей, совсем близко от окраины нашего города. Всем было понятно, что это — только первый этап предстоящего наступления, окончательная цель которого — окружение дебальцевской группировки противника. Многотысячной толпы кровавых хохломутантов, которые заняли важнейший железнодорожный центр — Дебальцево, настроили там укреплений, создали плацдарм для наступления, имевшего цель разрезать надвое нашу донецкую республику. В нарушение тех же проклятых минских договорённостей эти укрозомби не собирались покидать Дебальцево. Как верно сказал в своём выступлении Захарченко: «Дебальцево надо взять! Это сотни спасённых от обстрелов мирных жителей, это предотвращение вражеского наступления, это успешное окончание войны!»

Общая задача для командиров подразделений звучала просто: к пяти утра развернуться на исходных позициях в готовности начать наступление. При этом нужно было собрать личный состав, составить приказ на марш и боевое расписание задействованных сил, довести его до личного состава, осуществить полную подготовку техники, вооружения и материальных средств к движению и развёртыванию. Ещё нужно было, по особому приказу командира бригады, выдать наркотические обезболивающие медикам спецназа ДНР — у этого подразделения была крайне ответственная и опасная задача, что закономерно было чревато многочисленными жертвами. А ещё нужно было согласовать усилия нашей медицинской службы с командирами множества подразделений, которым предстояло работать вместе с нами. Плюс к тому — зима, гололёд, неосвещённая, изрытая воронками, простреливаемая противником дорога. Времени не было совершенно, от слова «совсем». Так что после получения общей задачи я предпринял несколько судорожных попыток согласовать своё решение с командиром бригады — однако понял полную бесплодность своих попыток ввиду того, что комбриг куда‑то исчез, и его судорожно искала толпа не менее меня ошарашенных текущими вводными командиров и начальников служб. Потому я подошёл к начальнику штаба, кратко доложил ему свои соображения, получил их одобрение и разрешение «отправиться выполнять».

Тут не могу не сказать несколько слов о начальнике штаба нашей бригады. Помните, я уже упоминал этого достойного воина, когда рассказывал о бое за Озеряновку и Михайловку?

Начальник штаба нашей бригады являл собой редкий, почти вымирающий тип настоящего офицера. Высокий, худощавый, с прекрасной выправкой, светлые усики «щёточкой» — как на плакате про идеального офицера царской армии. Всегда сдержанный, уравновешенный, с умным блеском синих глаз прирождённого воина. При этом всегда весёлый, приветливый, корректный и идеально приятный в обращении, даже под шквальным огнём. Он уникальным образом сочетал в себе лучшие черты офицера царской армии и старой советской школы. Если кого и ценю по результатам кампании, если кого и хотел бы очень сильно увидеть вновь, — так это его. Собственно, если бы не он, усилиями комбрига всё под Дебальцево было бы угроблено… Но об этом — чуть позже.

Хорошо, что на тот момент имелись вполне внятные планы действий в такой ситуации. Буквально за три часа удалось сделать всё: укомплектовать машины всем необходимым для похода и боя, собрать личный состав, напечатать, подписать и отправить в штаб проект приказа на поход и бой. В данном случае, как и во многих других, ключевым моментом успешности действий является моральный дух личного состава. Потому я, прежде всего, построил личный состав и произнёс краткую речь. Дословно, естественно, не помню, но смысл был в том, что от успеха нашего наступления зависит очень многое, если нам удастся успешно выполнить боевые задачи, то тысячи людей будут спасены, и каждый обязан исполнить свой долг. После этого личный состав зашуршал, как «электровеники» — в данном случае я должен сказать только самое лучшее о способности наших людей мобилизоваться на выполнение ответственного задания. Важно суметь их правильно мотивировать.

Должен сказать ещё пару слов о роли одного замечательного человека в наших рядах — доктора‑анестезиолога Андрея. Не называю его по полному имени по той же причине, по которой в своей книге не называю многих достойных людей: война продолжается, спецслужбы противника не дремлют, среди своих сил немалое количество феноменальных пид…сов, которые изо всех сил изживают нормальных людей.

Я знал его очень давно, с самого начала нашего Движения он показал себя незаурядным человеком, даже в рядах наших патриотически настроенных самоотверженных докторов — добровольцев. Заманивал к нам на службу, рассчитывал, что он будет моим замом, а если со мной что‑то случится — займёт моё место. На тот момент он уже был в составе нашего подразделения. Его значение в руководстве коллективом в авральных ситуациях трудно переоценить. Спокойно, очень взвешенно, он отдавал и выполнял приказания в самой сложной обстановке, был неизменно хладнокровен под огнём и при самом тяжёлом стрессе. В данной ситуации, как и во многих других, переоценить его заслугу в том, что за несколько часов всё было готово, невозможно.

Итак, три — начало четвёртого. После неимоверного количества беготни и ещё большего количества мата, проверив каждую машину, я убедился, что всё готово. После этого выстроил личный состав, довёл свой приказ на порядок совершения марша и действия при различных вводных. Потом, как делал всегда перед боем, построил личный состав в кружок, встал в центре и вслух прочёл «молитву воина перед боем». Вывели технику за территорию расположения медицинской роты, выстроили и выровняли колонну, проверили радиосвязь. Вдох‑выдох. «С Богом, вперёд!» Медицинская рота двинулась навстречу своей судьбе.

Дорога мало того что была сплошь покрыта льдом — она была убита наглушняк задолго до войны. Один мой близкий друг, уже упомянутый в этой книге, объездивший весь мир, ещё задолго до войны по прибытии в Горловку долго молчал, глядя на дорожное полотно, а затем изрёк задумчиво: «Юрич, ты был прав — ТАКИХ дорог я не видел даже в Африке в зоне боевых действий». Теперь, в разгар войны и массового хождения техники, дороги стали ещё страшнее — в выбоинах на них легковушка легко могла оставить колесо в любой момент. В довершение всего лежал густейший туман, в котором едва просматривались габаритные огни идущей впереди машины. Больше всего я боялся за МТЛБ, следовавший в нашей колонне, — лишь бы он не слетел с дороги и не помял гусеницами ни прочие машины нашей колонны, ни кого‑нибудь встречного. Однако водители — хоть мехвод МТЛБ, хоть всех других машин — показали себя с самой лучшей стороны. Чего не скажешь о нашем проводнике.