Долгая ночь (сборник) - Ф. Шумов

последнее время они снова сблизились с Праховым. «Не смей винить себя в этой смерти! — сказал парторг. — Все шло, как должно было идти. Не учинил бы ему разноса Снетков, глядишь, жив бы остался».

На другой день после многолюдных похорон Прохора Матвеевича в райцентр приехал лейтенант-кадровик из области. По-хозяйски расположился в кабинете уехавшего по селам Любавина.

К приезду кадровика Кравцов отнесся безразлично, с событиями в «Гуляевском» не связал — и, как оказалось, напрасно.

Замполит Снежко в тот же вечер позвонил Кравцову, велел зайти. Долго молчал, примериваясь, с чего начать, потом выложил — оказалось, пришла в УВД анонимка: Кравцова обвинили — ни много ни мало, — в «зверской расправе, учиненной над фронтовиком и честнейшим коммунистом товарищем Праховым». Лейтенант из кадров приехал для разбирательства. Был у товарища Снеткова, тот ему сказал, не думает, мол, чтобы Кравцов желал смерти Прахову, но что гонения на Прахова организовал — факт неоспоримый. Еще сказал — предупреждал, мол, Кравцова, самолично, чтобы тот оставил Прахова в покое, но Кравцов не внял. За час до смерти был у него дома... Вот и доконал ветерана.

Кравцов слушал — в душе была пустота... Ах, Снетков, ах, интриган... Смотри, как поворачивает дело... Журавский, значит, не напрасно предупреждал: не смей себя винить в этой смерти! То ли знал уже, как повернет Снетков все дело, то ли предвидел...

Снежко спросил:

— Чего молчишь?

Кравцов только тут сообразил, что замполит ждет ответа. А что ответишь? Пожал плечами:

— Это вам все от кадровика известно? А сам-то он знает, что Снетков звонил Прахову после того, как туда я поехал? Крыл его матом за то, что отдал мне материалы ревизии.

Снежко глянул удивленно:

— Тебе-то откуда известно? От жены? А точно так было? Значит, доказать можно? — Он откровенно повеселел: — Ну, слушай, тогда все иначе поворачивается... А то у кадровика руки чешутся до тебя добраться... Я тебе не как начальство, по-дружески советую: сдержись малость. Сходи с лейтенантом к Снеткову. Знаю, будет куражиться — помолчи, тебя от этого не убудет. Зато ты останешься на своей должности. Иначе кадровик знаешь, что предлагает? Сместить тебя, поставить дежурным по райотделу... В порядке наказания за авантюрность и попрание соцзаконности — так определил. Им, понимаешь, надо отрапортовать о принятых мерах, анонимка-то через облисполком прошла...

— Он что же, желает помирить меня со Снетковым? Чтобы мир да благодать в районе?

Снежко кивнул — выходит, так.

— А куда я дену документацию по делу? Выйду во двор да костерок разожгу? И сбежавшего в эти дни Магометова не искать, скостить ему шестнадцать тысяч? Так, что ли? Как считаете?

Снежко махнул рукой:

— Настырный же ты, Георгий Иваныч! Ну, решай сам.

К Снеткову Кравцов кланяться не пошел — кадровику так и сказал: мне каяться не в чем, я исполняю служебный долг.

Лейтенант глянул не то с сомнением, не то с жалостью. Спросил участливо — хоть и молодой, а уже научился играть в руководящие игры:

— Сколько думаете проработать в районе при условии конфликта с Советской властью?

— У меня нет с Советской властью никакого конфликта. Что же касается Снеткова, то сегодня он власть, завтра нет...

— Ну, майор, тут вы загнули! Снетков есть и будет, а вы — только до очередной аттестации. А потом — в дежурную часть... Жалоб тут я на вас наслушался... Груб, мол, майор, прямолинеен, авантюры любит, даже своих сотрудников склонен подозревать...

Кравцов встал:

— Надеюсь, отдел кадров во всем разберется объективно. Я за собой вины не вижу.

На другой день кадровик уехал. Сутки спустя вернулся Любавин, пригласил Кравцова и, глядя куда-то в сторону, сказал просительно:

— Уехал бы ты от нас, Георгий Иваныч, куда ни то... Снетков бы враз успокоился...

В ту же ночь Кравцова, здоровенного, тренированного тридцатипятилетнего мужика, впервые в жизни настиг приступ — железная, когтистая лапа сжала сердце, острая боль пронзила грудь, ушла к левому локтю.

Только две недели спустя пустили к нему в палату Снежко, да и то на несколько минут.

— Ну, брат, перепугал ты нас. — Снежко выложил на тумбочку из объемистого портфеля какие-то свертки, сел на стул против кровати, расправил на коленях полы накинутого на плечи халата. — Народ в райотделе волнуется, все ведь понимают... Из областного управления, из БХСС звонят, а ты тут, курорт себе устроил... — Он весело осмотрел крохотную палату, оттаявшее залитое солнцем окно.

Из больницы Кравцова выписали лишь в первых числах марта, и то было предписано пару недель полежать дома.

Домой-то к нему и примчалась поздним вечером из «Гуляевского» секретарь директора Кира. По ее почерневшему, осунувшемуся личику катились слезы. Видя, как Кравцов тяжело поднялся с кровати и подсел к столу, начала торопливо извиняться.

Кравцов с тревогой подумал: не зря, видно, примчалась на ночь глядя...

Оказалось — действительно не зря.

Вчера своими ушами слыхала, как Каримов звонил кому-то в райцентр, обещал в субботу доставить... Кира развернула бумажку, начала перечислять: линолеум, хрустальная люстра, облицовочная плитка, югославские смесители, двадцать рулонов финских обоев. Бросила листок на стол, всхлипывая, сказала:

— Володька мой все это погрузил на «рафик». Каримов теперь от имени нового директора в совхозе всем распоряжается. Новый он и есть новый. Ничего пока не знает, да и знать, видно, не хочет. Раззява такой, Каримов его сразу и оседлал...

Кравцов бессознательно потер левой рукой грудь и тут же вспомнил: так делал Прахов... Взял Кирину бумажку, перечитал:

— Не плачь, ни о чем. Сегодня пятница, значит, завтра и привезут. Ты, Кира, позвони мне, как выедут, ладно? И за Володю своего не бойся.

Володя, Кирин муж, привел «рафик» в райцентр часам к десяти вечера, прошелестел шинами по замерзшим к ночи апрельским дорожным лужам. Остановился во дворе добротного на два этажа особнячка. На крылечке стоял хозяин дома — Кирилл Мефодьевич, директор районной конторы Госбанка. К нему бросился выскочивший из машины Каримов:

— Забирайте поскорее, а то милицейский газик невдалеке на улице крутится. Не проколоться бы...

Один рулон линолеума Каримов и Володя — парень высоченный, в плечах широкий, — затащили на застекленную веранду. Следом Кирилл Мефодьевич принес туда смеситель. Едва успели вернуться к «рафику», сверкнули фары, и во двор влетел газик, из которого выпрыгнули Кравцов и Новиков. Следом из машины появился милиционер и двое понятых...

Теперь дело получало совсем скандальный характер. С утра еще не совсем поправившийся