«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин

ее составе от читавших и от вас. В главном, в характере и в действии, сколько могу судить по слышанному, у нас совершенная противоположность. Говорят, что вы хотите напечатать в «Литер[атурной] газете», что я обокрал вашу трагедию! Что скажет публика? Вы должны будете доказывать. Но признаюсь, мне хочется верить, что Олину приснилось это! Прочтите сперва роман, а после скажите! Он вам послан другим путем. Для меня непостижимо, чтоб в литературе можно было дойти до такой степени! Неужели, обработывая один (т. е. по именам только) предмет, надобно непременно красть у другого? У кого я что выкрал? Как мог я красть понаслышке? – Но я утешаю себя одним, что Олин говорит наобум. Не могу и не хочу верить, чтоб вы это могли думать, для чести вашей и литературы. Я составил себе такое понятие об вас, что эту весть причисляю к сказкам и извещаю вас, как о слухе, вредном для вашей репутации.

С истинным уважением и любовью есмь ваш навеки

Ф. Булгарин

18 февраля 1830

СПб.

Переписка Ф. В. Булгарина и Н. А. Полевого

Николай Алексеевич Полевой (1796–1846) – писатель, журналист, издатель журнала «Московский телеграф». Он познакомился с Булгариным летом 1821 г., поместил в «Северном архиве» рецензию на издание летописи Нестора (1824. № 13). Появление у Полевого в 1825 г. собственного журнала «Московский телеграф» и особенно публикация там содержащей серьезные упреки рецензии Н. Полевого и П. Вяземского на изданный Булгариным альманах «Русская Талия» (1825. № 2. Без подп.) привели к полемике с «Московским телеграфом» и ухудшению отношений. По справедливому замечанию К. А. Полевого в его воспоминаниях, «в основании спора не было глубокой литературной идеи, не было какого-нибудь богатого последствиями направления. Хотели оспорить друг друга, или, лучше сказать, обвинить, унизить неприятеля, и, конечно, достигли этого хоть отчасти, потому что указывали на ошибки, обмолвки, слабые и смешные стороны <…>» [448] . Но был прав и Булгарин, когда указывал, что «это оживило литературу и обратило на нее всеобщее внимание» (Северная пчела. 1840. № 65).

В апреле 1827 г. Булгарин прислал Полевому на отзыв свои недавно вышедшие «Сочинения», сопроводив книгу письмом, в котором предлагал заключить мир. Полевой поместил сочувственный отзыв (Московский телеграф. 1827. № 24), и с 1828 г. их отношения вновь приобрели дружественный характер. Полевой, один из немногих, написал хвалебную рецензию на «Ивана Выжигина» (Московский телеграф. 1829. № 13. Подп.: N. N.), сочувственно отозвался он и о 2-м издании «Сочинений» Булгарина (Московский телеграф. 1830. № 9). Булгарин дважды с одобрением писал об «Истории русского народа» Полевого (Северная пчела. 1829. № 129, 130; 1830. № 110). Отрицательный отзыв Полевого о «Петре Ивановиче Выжигине» (Московский телеграф. 1831. № 6. Без подп.) вновь испортил отношения, началась полемика, и Булгарин раскритиковал роман Полевого «Клятва при гробе Господнем» в статье «Критический взгляд на новые русские романы» (Северная пчела. 1833. № 151–154).

После запрещения «Московского телеграфа» в 1834 г. отношения между Булгариным и Полевым вновь улучшились, в 1835 г. в «Северной пчеле» была помещена статья Полевого «Посещение московской выставки произведений отечественной промышленности Государем Императором» (№ 131–134), важная для его «реабилитации». В 1838 г. Смирдин, взяв на себя издание «Северной пчелы», а также «Сына Отечества и Северного архива», поручил Полевому редактирование литературной части этих изданий, но из газеты Полевому, после конфликтов с Булгариным, в марте пришлось уйти. В дальнейшем Булгарин еще несколько раз ссорился и мирился с Полевым, то хвалил, то ругал его в печати. Вместе они начали писать нравственно-описательный роман «Счастье лучше богатырства» (Библиотека для чтения. 1845. Т. 68, 69; 1847. Т. 80–82), оставшийся из-за смерти Полевого неоконченным. Одной из последних публикаций Полевого была отрицательная рецензия на воспоминания Булгарина (Литературная газета. 1846. № 3), на которую Булгарин ответил статьей «Ответ “Воспоминаний Фаддея Булгарина” напоминаниям Н. А. Полевого» (Северная пчела. 1846. № 20, 21). После смерти Полевого Булгарин напечатал ему некролог (Северная пчела. 1846. № 49) и в дальнейшем не раз писал о нем [449].

1. Н. А. Полевой Ф. В. Булгарину

27 марта 1824 Москва

И помню, и люблю Вас по-прежнему, как полюбил в Петербурге, почтеннейший Фаддей Венедиктович, но сами Вы прилениваетесь переписываться, да и некогда Вам, я думаю, а эта причина и меня пугает, и вот почему – одно молчание и непременяемое чувство моего к Вам уважения, втайне скрываемое – говорят за меня – право, не могу говорить больше, нежели сто раз повторяемые иными фразы, в которых по десяти раз повторяется одно и то же. Но, между тем, благо у меня есть причина привязаться к письму – что же наша зеленая краска? Писали ли Вы? Что к Вам пишут? При первом известии двинется к Фаддею Венедиктовичу водка[450] и покорнейшая благодарность – жду этой краски и не дождусь куда больше, если бы чрез Вас водка зазеленела в штофах. – Как ни лезем на небеса, а земное все на уме! – Сыны персти[451], помните, что говорит Саллюстий?[452] Ваши прибавления[453] чрезвычайно нравятся в Москве всем – и М. Дмитриев говорит, что Ваш журнал теперь истинно европейский – откровенно скажу Вам, что прелестно и хорошо – здесь нетерпеливо многие ждут Лелевеля[454] – что Вы замолчали? Не уж ли? Видели ли, как юный ученик Каченовского Погодин грудь с грудью и рука с рукой хочет бороться с Лелевелем Вашим[455]? Завтрашний «Вестник» обещает статью на Лелевеля еще[456]… Боже! Что делается с Каченовским от желчи! Петербург загонял Москву. Мы нагло здесь отстаем от Вас. – Москва спит крепко и спокойно. – Я езжу на одних коньках, как и прежде. Общая наша работа с Николаем Ивановичем занимает меня чрезвычайно[457], для перемены обрабатываю еще один предмет, с которым скоро явлюсь пред суд публики, знатоков и Ваш, милостивый государь!..[458] Покорную голову и меч не сечет… а дело очень доброе, только не знаю, удастся ли его исполнить хорошо – что до Грамматики, то дело будет недурное, и мы не покраснеем пред тенью Вашего почтенного Копчинского[459] – только наперед ужас обнимает меня, когда посмотрю на желтые лица и сонные воклые глаза староверов словесности. Общий наш дружища Зориан Яковлевич беспрестанно отыскивает городища, но обстоятельства его так стеснены, что он хочет на время все бросить и заняться чем-нибудь таким, что бы дало ему повещественнее городищ[460]. Он сказывал, что послал к Вам статью[461] и приготовил еще несколько: некоторые я читал и нашел много нового и очень хорошего. Как жаль, что он упрямо держится за свое и всем другим, что