"Всего я и теперь не понимаю" - Александр Константинович Гладков

набранные и где я для большинства работников просто «Шура» или «Саша». И вдруг — «некий». Было бы любопытно зайти в редакцию и просто посмотреть им всем в глаза.

Впрочем, черт с ними! Теперь мне там печататься уже не придется.

7 января

Днем решил все-таки пойти в редакцию «Советского искусства». Есть и повод: у меня нет этого номера газеты. Беру Сашу Баранова и Толю Чулкова, своих учеников, «как секундантов», и идем на Страстной бульвар.

А.П.Мацкин7 явно смущен и сразу начинает говорить, что он только вчера вернулся из отпуска и понятия не имеет об этой дурацкой заметке. Прочие, с В.К.Эрмансом8 во главе, держались виновато-любопытно или натянуто-оживленно. Кто-то сказал: «На войне как на войне»... Я попросил не печатать мои рецензии, так как я больше «не желаю сотрудничать». Эрманс дал мне номер газеты, и мы ушли. Если это было и мальчишеством, то хорошего стиля. Так кончилась моя шестилетняя работа в этой газете, когда-то бывшей мне почти отчим домом.

Вчера на «Даме» разговор с В.Э. о разном.

Алехин занял первое место на турнире в Гастингсе.

8 января

В театре утром и вечером «Лес».

Ночью просмотр учебных работ Училища. Среди прочего «Небо и ад» Мериме, поставленная Плучеком (со Славой Исаевым и Руфой Бригиневич). Жалко, что я не предупредил Вальку: просмотр назначили неожиданно. Для него это был бы биографический этап. В.Э. похвалил его режиссерскую работу. Он интересно говорил о стилевой и тематической эволюции водевиля и о связи его с большой русской комедией.

В.Э. теперь со мной доверчиво прост и почти ласков. Сказал мимоходом: «Вот, если бы побольше было бы вокруг своих людей, вроде вас — было бы легче». Такие вещи меня всегда смущают. Он дал мне билеты на завтра на «Абесалом и Этери» в Большой театр <...>

9 января

Днем неожиданно звонит Н.Д.Оттен, работающий сейчас в редакции газеты «Кино» и просит немедленно придти к нему посмотреть прямо в редакции новый грузинский фильм «Дарико» и тут же продиктовать 300 строк в послезавтрашний номер. «Вы один сможете это сделать». Уж не знаю, почему он решил, что я смогу.

Но с деньгами неважно, сотрудничество в «Сов. искусстве» лопнуло и, нечего делать, я отправляюсь. Редакция сейчас помещается на Кузнецком мосту.

Смотрю фильм и с ходу диктую машинистке не очень плохую рецензию.

Из-за этого я опоздал в Большой театр. Но все-таки пошел на второй акт. Это очень недурно.

В ложе Сталин, Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, Берия, Микоян, Косиор, Постышев, Хрущев, Межлаук, Шкирятов и Керженцев.

В конце артисты и публика устраивают Сталину овацию. Он стоит в ложе, засунув правую руку за обшлаг кителя, с неподвижным лицом, рябой, только отдаленно похожий на свои портреты. Во время спектакля он сидел во втором или третьем ряду ложи за какими-то правительственными дамами.

Вчера он принимал Л.Фейхтвангера. Беседа, как сообщают сегодня газеты, продолжалась более трех часов. В газетах фото: Сталин, Фейхтвангер и зав. отделом печати ЦК Б.Таль9, человек со старомодной бородкой. По слухам, он сейчас редактирует «Известия» вместо Бухарина, чья подпись еще стоит под номерами, но который находится под домашним арестом.

«Правда» от 9 января 1937 года. На снимке (слева направо): Лион Фейхтвангер, И.В.Сталин и Б.М.Таль. Фото Н.Власика

10 января

Вчера в «Литературной газете» письмо в редакцию Б.Л.Пастернака в ответ на критику Ставским его строк «кладет под долото / твои мечты и цели»10.

Хожу по утрам на уроки западных танцев в театр. Преподаватели — наш студент Костя Карельских и его жена. Люба тоже занимается и даже Эраст. <...>

В театре утром «Свадьба Кречинского». Вечером «Горе уму».

Днем был с Л.В. на «Мы из Кронштадта». Я ждал большего...

В газетах продолжают бранить Пастернака: на этот раз за то, что он наивно и чистосердечно высказался не так как надо о книжке Андре Жида.

Немецкие войска высадились в испанском Марокко. Положение в Испании осложняется.

Захожу на «Горе уму» и провожаю после Машу Г. Она, если не шутит, собирается замуж. За кого — не говорит.

А м.б. — это так — кокетство и розыгрыш.

Ночью сижу над бумагами. Мысли о Мейерхольде и символизме (в связи с моими лекциями). Для него это был только один из попутных ветров, а не исток всего, как думают. Когда ветер перестал быть попутным, Мейерхольд переменил паруса.

13 января

Днем на репетиции «Годунова». Репетиция идет в фойе.

Сцена у Пимена. Пимена впервые репетирует Абдулов11. Он в труппе с осени, но еще ничего не играл. Это его первая репетиция в ГосТИМе.

Я немного опоздал. Увидя меня, В.Э. подзывает меня к себе и говорит, что дали денег на окончание строительства нового здания. «Я уже который год даю в “Театральный справочник” адрес: площадь Маяковского».

Он работает хорошо. Показывает Абдулову игру с письменными принадлежностями. «Жест должен быть крупным. Как в Большом театре». О глазах Пимена: «Мудрость, но не рассудочность».

Сцена умывания проснувшегося Григория: «Он мало моется, как после нервной ночи. Я тоже мало мылся после того, как Боярского разделал...»

14 января

Сегодня я звонил Вишневскому и сказал ему, что мне нужно с ним срочно встретиться. Я назвал себя, добавив: «Вы меня, вероятно, не помните?» Но он ответил, что помнит (я имел в виду наше столкновение на диспуте о «Даме с камелиями» весной 1934 года). Я сказал, что я теперь работаю в театре Мейерхольда. Он как-то совсем не удивился и очень любезно попросил меня позвонить завтра под вечер. Ну, что ж, буду звонить завтра, теперь отступать нельзя.

Это смелый шаг, который в случае удачи может помочь В.Э. и театру, а в случае провала наверное скомпрометирует меня перед В.Э. и особенно перед З.Н. 12

Поставленная мною себе задача — примирить В.Э. и Вишневского. Он недавно был в Испании. Если бы он написал для ГосТИМа пьесу об Испании, а В.Э. поставил бы ее, то это вывело бы ГосТИМ из репертуарного тупика. Я советовался кое с кем; все отнеслись к этому скептически, т.е. хорошо бы, мол, но ничего не выйдет. Мейерхольды слишком оскорблены выступлением Вишневского тогда против «Дамы», З.Н. злопамятна. Гарин пророчит мне, что Мейерхольды рассердятся и мой «фавор» закончится. Но конец моему «фавору» уже пророчили не раз, а всё обходилось. Кстати, на том злосчастном диспуте всего резче полемизировал с Вишн<евским> именно я, чем снискал себе бурные