«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин

я от отца получил всего 100 руб. серебр[ом] – пишу: сто. Взял ли Никитин что от Туна? Я ничего не знаю! Пожалуй, Тун так рассеян, что и позабыл, что получил от меня 50 руб. сереб[ром] и что я просил его отдать еще 50 руб. сереб[ром]. Итак, кончите это дело, чтоб я был квит с отцом Никитина, и благоволите известить меня! Что-то Вы поделываете? Кланяйтесь всему семейству доброго Фробена и нашему доброму куратору[2031]. В нынешнем году я приеду рано, в апреле. Устал здесь от работы!

Все мои домашние Вам усердно кланяются, а я нежно обнимаю и прижимаю к сердцу.

Ваш верный друг Ф. Булгарин.

Спешу кончить; ждет врач рвать зуб – весело!

24 марта 1845

СПб.

5

Любезнейший и почтеннейший Владимир Андреевич!

Извините, что я Вам так долго не отвечал. Лист «Пчелы» увеличился, сотрудники переболели – и я был занят, как негр в колониях. А тут навернулась свадьба! Воспитанница моя Мальвина идет замуж – за невеликого человека, только поручика, но дворянина и с небольшим состояньицем. Есть и каменный дом в Питере, и деревушка в Белоруссии. По фамилии он Herr von Kühn! Роста высокого, молодец, и уже лет под тридцать: создан на мужа. Человек солидный и степенный. А мне жаль, что певицу из дому берут! Эгоизм. Свадьба в последний день русской масленицы: 17 февраля.

Насчет квартиры для Якубовича я никак не могу согласиться, ибо вовсе не желаю иметь жильцов в доме. Кто возьмет целый дом – иное дело, и то не иначе, как на год. Я не падок на доходы, как лифляндцы, которые готовы отдать внаймы место под кроватью жены. От Вашего отца я получил письмо вчера[2032]. Он здоров и все хлопочет о древностях. Хочет выписывать акты из Швеции. Похвально. Мое вино, им присланное, постигло какое-то бедствие: засело в Ковне, и не может добыть. По обещанию я послал эластический корсет для Костиньки Фробен чрез дилижанс на имя Туна, но не имею известия, получена ли посылка в Дерпте. Если корсет не впору, то скажите мадам Фробен, чтоб она отметила на корсете, и пришлите мне чрез дилижанс; по отметкам мастер потрафит, а без этого мудрено.

Что делает Ваш старый генерал, что делает Розберг? Видаетесь ли Вы с ними? А каков юный Никитин! Вот Вам юное русское поколение! Бедовое дело, ей богу! Вы – исключение из правила.

Сделайте одолжение, выпишите для меня чрез Каррова: Révolution de l’Europe par Koch – последнее издание с прибавлениями[2033]. Мне это крайне нужно, а здесь нет. Пусть Карров выпишет для меня: Histoire de la geurre de 1812 – две: одну сочинения графа Сегюра, а другую некоего Шамбре, Chambrée[2034]. Книги не новые, но их здесь нет, а мне очень нужны для работы[2035]. Деньги заплатит мой добрый Тун и возьмет книги. Исполните это, любезный Владимир Андреевич!

В Петербурге, разумеется, кому весело, кому скучно. Я был бы счастлив и в Камчатке, лишь была бы здорова семья моя, что до сих пор, слава всевышнего, обстоит благополучно. В доме Натальи Андреевны[2036] также все исправно.

Смертельно хочется мне в Карлово! Какое мне дело до лифляндцев! Разве я, находясь в военной службе, не был счастлив в неприятельской земле! А мне ужасно жаль теперь лифляндцев, и я сильно симпатизирую с ними и, по совести, не могу одобрить ни насильственного навязывания русского языка, ни привлечения обманом к православию. По мне: тише едешь, дальше будешь. Гром, шум, парадное усердие, а на дне ленты и аренды! Вот из чего бьются усердные люди! Хотели творить православных, а православный не пользуется никакими правами и хуже пария в Лифляндии; хотят, чтоб все знали по-русски, а на русском языке не пишут даже афишек! Противоположности и крайности! Тяжело будут отвечать перед Богом эти усердные soi-disant[2037] патриоты русские за то, что взбудоражили Лифляндию.

Не знаю, застану ли я Вас в мае. Говорят, что Вы переселяетесь в Москву. Зачем? И в Питере есть правоведы, например, Калмыков, Неволин, Дегай и т. п. Тут же и II отд[еление] собствен[ной] его величества канцелярии, и родные, и друзья Ваши. Кажется, о Москве Вы имеете ложное понятие. Университет там в упадке, и город торговый. А таких купцов, как наш Тун, нет уж на земном шаре; это le dernier des Mohicans[2038]!

Обнимите за меня милого Краснокутского[2039] и поклонитесь всем персонажам фамилии Фробена. Здесь был Шениг, без жены, с двумя дочками; жил в трактире, возил дочек по балам и театрам и провел время весело. Бывал и у меня. В службу жена его не пускает и велит жить в деревне и щупать кур. Mesdemoiselles Шениг[2040] очень мило вспоминают о Дерпте.

Благодаря Богу и я, и вся моя семья до сего дня провели зиму без болезней. Мой Коти[2041] с каждым днем милее и танцует польку до упаду. Весь создан из ума и чувства. Дух силен, плоть слаба. Прощайте, мой добрый и милый Владимир Андреевич, и верьте, что я Вас люблю, как родного сына.

Друг Ф. Булгарин.

12 февраля 1846

СПб.

6

Дражайший Владимир Андреевич!

Благодарю Вас за Ваше милое, умное и (что меня весьма радует) правильно по-русски написанное письмо. Это редкость! Язык ныне решительно портят! Насчет Лифляндии скажу Вам, что вижу, яко и сами лифляндцы виноваты. Не умеют вести себя в экстренном случае! Глупая оппозиция – хуже всего. Погода у нас мерзейшая! Кроме Невского проспекта нет нигде проезда: льдины и ямы везде. Больных бездна: господствуют тифус и инфлуэнца. Люди мрут как мухи. До сих пор господь миловал мою семью, хотя я и вытерпел инфлуэнцу. Радуюсь, что мои «Воспоминания» потешили Вас[2042]. Чем дальше в лес, тем больше будет дров. Полевой умер[2043]. По приезде в Карлово покажу вам официальный документ, яко царь по благости своей дал семье Полевого пенсион в 1000 рубл[ей] серебр[ом], вследствие моей просьбы[2044], но семья его не стоит ни одного гроша! Из благодарности, сын Полевого подал прошение в управу благочиния, чтоб Сенковского отдать под суд за то, что он хотел в пользу семьи Полевого продавать его автографы, а меня за то, что перепечатал в «Пчеле» объявление Сенковского[2045]! Управа было и согласилась, но военный генерал-губернатор дал ей порядочный нагоняй! Вот Вам люди! Но: Fait ce