Серийный убийца: портрет в интерьере - Александр Михайлович Люксембург

В колонии кулаками не били, чтоб на лице не было синяков, а ставили так называемые моргушки. Сила удара та же, что и кулаком, но на лице никакого следа. Удар был сильный. Хитрый Глаз получил первую моргушку. В голове помутилось.

<..>

Тогда бугор залепил Хитрому Глазу две моргушки подряд. Но бил уже не по щеке, а по вискам. Хитрый Глаз на секунду-другую потерял сознание, но не упал. В зоне знали, как бить, и били с перерывом, чтоб пацан не потерял сознание.

<..>

Он похлопал его по щеке и с силой ударил. Помогальник бил слабее, чем бугор, ставить моргушки еще не научился, да и силы меньше.

<..>

Опытный рог или вор со второго или третьего удара по груди вырубали парня. Но у помогальника удары не отработаны и он тренировался на Хитром Глазе.

<..>

Пять дней дуплил помогальник Хитрого Глаза. Иногда бугор помогал, иногда рог отряда санитаров. Дуплили не жалея. Ставили моргушки, били по груди.

<..>

Помогальник ребром ладони ударил по почкам. От резкой боли Хитрый Глаз нагнулся. Дождавшись, пока боль прошла, помогальник повторил удар.

А вот маленький штрих из романа, позволяющий нам дополнительно уточнить неформальный статус Муханкина:

В спальне жили около тридцати человек, а пол мыли только семь. Остальные: вор отряда, рог отряда, помрог, бугор, помогальник, разные там роги и просто шустряки пол не мыли. Вот и хотели бугор с помогалъником бросить Хитрого Глаза на полы. Восьмым будет.

Текст «Одляна» написан гораздо более уверенной рукой, чем муханкинские «Мемуары». Впрочем, он писался с установкой на публикацию, что не могло не сказаться на тщательности работы автора. К тому же личностные свойства писателя, видимо, резко иные, чем у нашего повествователя. Не забудем, что роман, конечно же, прошёл серьезную редактуру. И все же иной раз ловишь себя на мысли о том, что есть что-то из ряда вон выходящее в том, что написанные серийным убийцей и закоренелым преступником «Мемуары» вообще могут сравниваться с добившимся общественного признания романом. И это — тоже одна из граней «феномена Муханкина».

Лишь в одном случае наш рассказчик находит более светлые краски для описания быта спецшколы.

Я хочу сказать, что в этой школе было и что-то хорошее наряду с плохим. Питание было нормальным, кроме карцера: там было пониженное питание. По распорядку дня выделялось время и для отдыха. А где отдыхать и как, то диктовали тот же режим содержания и распорядок дня. За забором было футбольное поле, но за высоким забором. А на территории был плац, расчерченный белыми линиями (по ним ходить нельзя). А посредине спецшколы было с десяток тополей и под ними лавки. И баскетбольная площадка была.

Минут 15 или час отдыха — сиди на лавке, стой у сетки рядом с площадкой, если не хочешь играть, то болей за играющих. Небольшие радости для кого-то были временами: праздники какие-то устраивали то и дело — летом по-своему, зимой по-своему.

Кружки, секции разные были. Я лично одно время был в духовом оркестре, играл на альте, басе, но в основном постоянно был барабанщиком. У меня были большой барабан и тарелки большие блестящие. Впечатление было такое, что барабан сам играет с тарелками, меня из-за них видно не было. Однако я лихо справлялся с ними. Для меня было благо, когда нас, духовиков, переодевали в вольную одежду и вывозили играть на каких-то торжествах, похоронах и собраниях. Кто-то из людей мог нам купить конфет и угостить нас, и хоть связь с вольными запрещалась, но все же было хорошо, что ты не в спецшколе, а на воле; сбежать же было почти невозможно. Охрана была надежной, да и не дай Бог поймают, будут бить смертным боем и на воле, и свои пацаны в спецшколе.

Лично мне не хотелось подводить своего руководителя, да и мужик он был неплохой — хотя иногда и давал втык, но не сильно, а главное, не писал рапортов или докладных на нас и не был, как другие, ядовитым и кровожадным. Были, конечно, и хорошие учителя и работники администрации, кто с пониманием относился к детворе и был действительно справедлив к нам. От таких даже в радость было бы понести за какой-нибудь проступок наказание.

Похоже, игра на барабане в духовом оркестре стала действительно значительным событием в тусклой жизни Владимира. В остальном же это место явно создавалось без особого эмоционального подъема. Трудно удержаться от искушения предположить, что оно добавлено специально для Яндиева, чтобы он меньше сомневался в достоверности всего остального.

Мы уже отмечали то обстоятельство, что проблемы полового созревания несовершеннолетних правонарушителей, традиционно недооцениваемые в наших исправительно-трудовых учреждениях, на самом деле, несомненно, гораздо более значимы, чем кажется порой иным людям старой закваски. В этом убеждают нас и «Мемуары» Муханкина, хотя в его конкретном случае ситуация осложнена, дополнительными привходящими обстоятельствами.

Банный день как дурдом какой-то был. Постоянно набьется много учителей и воспитателей, прачек и раздатчиц белья в предбанник, а дверь в баню, если её так можно назвать, всегда открыта, и вылупятся они во все глаза, и хихикают, и что-то показывают друг другу, и тычут в нас пальцами, а у самих глаза, как у тварей, блестят.

В предбаннике стояли лавки и стулья, на которых эта свора усаживалась и наблюдала за нами. И какое там мытье, если видишь, как некоторые дамы сидят, раздвинув ноги, и глаза на тебя пялят, а из бани хорошо видно, что находится у них между ног. И как бы я ни старался не смотреть в их сторону и думать о чем-то другом, не получалось. Все равно какая-то неведомая сила поворачивала голову в сторону женщин, и глаза упирались им под юбки и халаты. Поневоле что-то дергалось внутри организма, и было возбуждение вполне естественное, и когда ты выходил в предбанник помывшись, то обязательно кто-то из женщин подходил к тебе и тер рукой по разным частям тела, вроде как проверяя, не катается ли где грязь, вдруг ты плохо помылся. И если что-то было не так, то тебя возвращали домываться в баню.

У меня лично от прикосновений, особенно когда мой член брали в руки и оттягивали шкурку, проверяя, не осталась ли на головке опрелость, и терли по члену пальцами, бывало так: я не мог преодолеть и побороть себя, член поднимался, и меня сразу отводили в коридор и стыдили. Хватается, скажем, женщина за член и спрашивает, что это за хамство и наглость такая и