«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин

Генц жил у меня целую неделю и уехал. Добрый малый. Я собираю возможные редкости, чтоб меняться с Вами на пистолеты, которые не дают мне спать покойно. Между прочим, есть у меня теперь книга о медалях и камеях, с гравюрами, – стоющая 150 руб. Посылаю ее в Дерпт зимою.

Пожалуйста, помогите Маллану!

Обнимаю Вас душевно и готов бы платить по 5 руб. в сутки – чтоб жить с Вами в одном городе.

Верно преданный Ф. Булгарин.

20 сент[ября] 1843

СПбург

9

Почтеннейший и добрейший Николай Игнатьевич!

Вчера, в четверг, насилу выбрались мы с тяжелым Гассе[1947], в 7 часов вечера. Хотел вылезть к Вам – но нельзя. Я лежу в возке, обвернутый в шубы – как мумия. – И так en avant[1948]! Выехали за город – ни зги не видно – и следу нет! Шажком поплелись мы – и, проехав верст пяток, сбились с дороги. Кружили до полуночи по полю, бились об камни и наконец где-то провалились в болото! Работали все с полчаса, подняли возок, оборотили оглобли и возвратились откуда выехали! Вот каково начало вояжа! А что-то будет далее? – Извините меня перед Софьей Николаевной, что я не успел поблагодарить ее за ее хлеб-соль. Я заезжал за этим утром – но не застал ее дома. Обнимите за меня милого и доброго Михайлу Николаевича[1949] и скажите, что я непременно заеду к нему пососать его манускриптов. И у меня есть хорошие! Ольге Павловне[1950] низкий поклон. Желаю ей сынка хорошенького как она и доброго, милого и умного – как отец и мать вместе. Первый подарок в жизни сынок получит от меня – именно копченого сига – из Петербурга. Дочерям Вашим в землю кланяюсь – ибо имею высокое понятие об их уме и характере, когда они не пренебрегают язык несчастнейшего из всех народов на земле[1951]! Мне бы хотелось дать им несколько уроков польской литературы. Увидите, что это за сокровища! Это исполнится в Духове. Алешу прижимаю, милушку – к сердцу. Не забудьте поцаловать шалунишку Сережу и маленького Мишуру[1952]. Какая досада, что я не могу пожить с Вами здесь! Авось на будущую зиму удастся украсть недельки две у публики!

Нашему доброму дядюшке Евстафию Борисовичу пожалуйте ударьте от меня челом! Вместо гор книг в богатых переплетах, которыми он окружен, желаю я ему хотя одну немочку в ситцевом переплете, но тепленького содержания, чтоб разогреть его сердечко, увядающее здесь между холодными долинами и безднами учености!

Пишу к вам в 6 часов утра, в пятницу, прижимаю к сердцу и adieu[1953]!

Верно преданный

Ф. Булгарин

28 янв[аря] 1844

Дерпт

10

Любезнейший и добрейший Николай Игнатьевич!

Ну, теперь наш генерал успокоился, прочитав в газетах о сдаче Канкриным[1954] министерства на законном основании. Формальной отставки еще нет – но выход Княжевича[1955]: l’âme damnée[1956] – почти уверяет в этом. Да и когда за болезнью сдают министерство на законном основании? – Генерал сомневался в истине моего известия – но я никогда не лгу – ибо ложь ставлю на одну доску с воровством. Все, что я говорил и о себе, – сущая правда[1957]. Приедете – услышите! Ах, какие у нас морозы! Сегодня и вчера 22 градуса! Бедные мои деревья пропадут в саду! Как бы я дал дорого, чтоб пожить с Вами на старости в одном городе – только не в Петербурге – где и родные братья разорваны хлопотами и обстоятельствами. Кажется, на все вещи мы смотрим одними глазами! Вчера обедал у меня доктор, перед которым один 14-летний студент исповедовался в жизни здешних студентов! В самую ужасную эпоху Дерпта там никогда не бывало такого разврата! Пьянство, картеж – и т. д. – доведенные до высшей степени – и при том ничему не учатся – и даже не посещают лекций. В будущую субботу выйдет статья моя о Дерпте[1958] – прочтите ее. Завтра, во вторник, с рижским дилижансом посылаю Вам навагу, на Ваше имя, итак, поспешите взять из конторы дилижансов у Бема, только, ради бога, не кушайте наваги вареной. Это contre les principles de la gastronomie[1959]. Жарьте ее просто на сковороде, в масле, без муки и всех приправ, ибо она имеет свой вкус и запах. Лучше всего поливать ее на тарелке лимонным соком. Два сижка отдайте Ольге Павловне. На масляной люди здесь просто бесились. У В[еликого] к[нязя] Михаила Павл[овича] был чудный вечер, разделенный на акты. В 8 часов приезжали старики, в 9 дамы, в 11 танцоры. Был сперва концерт, потом tableaus vivants[1960] – потом танцы – и ужин. Наконец поутихло в пост.

Я застал детей моих больных. У нас свирепствует грипп. Мой чудный мальчик Dieu donné[1961] – Святослав – был очень болен – теперь все поправились. Берегите своих детей от холода. В воздухе – грипп. В преферанс продуваюсь я ужасно – все хочу бросить вовсе эту поганую игру – mais pour contenance[1962] – должен играть! Если я Вас не застану в мае в Дерпте – то прикачу к Вам на недельку в Духово – успокоить дух мой. Поцелуйте за меня ручки у Софьи Николаевны и Ольги Павловны – и как взрослых девиц целовать нельзя – то дочерям Вашим поклон – а сынов всех к сердцу прижмите. Мои дети кланяются Алеше.

Верно и искренно преданный

Ф. Булгарин

7 февр[аля] 1844

СПб.

NB. Я заказал у Каррова – Кюстина новое издание[1963]. Пожалуйста, возьмите к себе, чтоб не прихватили – и ничего не бойтесь. Я неизменное копье – да с меня же и не взыщут, ибо я такие книги покупаю для благой цели – будучи без лицемерия предан единственному защитнику моему и благодетелю Царю Николаю-чудному!

11

Добрейший и любезнейший из людей, милый Николай Игнатьевич!

Давно я собирался писать к Вам – но хлопот столько, что насилу улучил минуту! Ваше последнее письмо навело на меня грусть! Все резоны Ваши справедливы, к оставлению Дерпта, но жалко и досадно, что эти скоты Вас не поняли! Что до меня касается, то во всем, что происходит в Лифляндии, я вижу более глупости, нежели злости. Провинциальное самолюбие – это чудовище с мордой крокодила и с ослиными ушами! И то сказать, страшно подумать, чтоб остзейские провинции