«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин

башен, чтобы побеседовать с тобою только четверть часа и объяснить много на словах. Verba volant scripta manent[1838] – а я питаю великую недоверчивость к болтушке бумаге! Есть у тебя здесь и враги, и клеветники, как водится и как должно быть. Ума и возвышения люди не прощают. Есть и добрые люди, введенные на твой счет в заблуждение. Этих надеюсь просветить. Во всяком случае, я действую как истинный твой друг, знающий твое сердце вполне. Ты спрашиваешь меня о сыне твоем Владимире! Что тебе сказать? Это просто урод нравственный, принимая слово «урод» в смысле исключения из общего правила. Много знал и знаю я людей, но ничего подобного не встречал – да если б жил еще сто лет, не встречу! Истинная, высокая любовь к наукам и познаниям, благородный характер, удивительная скромность, ум основательный и прочный, добрейшее сердце, деликатность редкая – ну, словом, я не знаю совершеннее молодого человека! Нет в нем нашей пылкости и восприимчивости, нет нашего вечно разгоряченного воображения, нет наших порывов и вспышек, нет нашей поэзии – и слава богу! Знать Владимира и любить – одно и то же. Он составляет славу русских в Дерпте! Его все любят, а более уважают в Дерпте, от попечителя до последнего сапожника. Поведение – примерное, 15-летней благовоспитанной девицы. Я бы отдал себя в рабство на сто лет, если б хоть один из 4-х моих сыновей был вполовину равен твоему Владимиру! Владимир предан тебе и всему семейству всей душой, всем доволен и никогда и ни на что не жалуется[1839]. Испытывая его, однако ж, полицейски, я догадался, что ты желал бы его видеть блистательным светским человеком, паркетным героем, – а он к этому не рожден. Ты хотел бы видеть его блистательною звездою и на служебном поприще, – а этого не будет, потому что он слишком скромен, тих и благороден. Умный ты человек, а хочешь от сына, что я бы исторгнул всею моею силою из моего детища! Владимира счастье в науках, в уединении и в беседе нескольких избранных приятелей. Это настоящий человек: ecce homo[1840]! Учится он примерно. Его ставят в образец, но он учится основательно, а не хватает вершки. Ему надобно было сперва изучить немецкий и латинский языки основательно, gruntownie[1841], – а на это требуется пять или шесть лет времени – он же успел в этом в три года и в будущем году сдаст, верно, полный экзамен на кандидата прав! Событие неслыханное! Благодари Бога день и ночь, что он дал тебе такого сына! Я бы не отпустил его от моего сердца и умер бы сладко на груди его! Чудное дитя! Вот истинная божья награда тебе! Кланяйся от меня и от моей жены твоей супруге и поцелуй от меня ручку, и не забывай верного друга Ф. Булгарина.

22 сентября 1845

СПб.

16. Ф. В. Булгарин А. Я. Стороженко

Почтенный и старый друг Андрей Яковлевич! Жду, жду от тебя весточки и не дождусь. Уж не разгневался ли ты за мое последнее письмо, в котором из души моей излилось несколько правд. Но ведь ты знаешь меня. Я молчу пред теми только, которых не уважаю, а любя тебя душевно и уважая высоко, я не могу перед тобою скрывать того, что у меня на уме и на душе. Да ведь я сам знаю тебя и верю, что ты презрел бы меня, если бы я не был с тобою откровенен, – и ты же запретил мне думать, что honores mutant mores.

Сын твой Владимир пишет ко мне, что он приготовляется к экзамену. Подарил ты в сыне своем алмаз человечеству и отечеству: это ecce homo! Кажется мне, что душе его было бы здорово, если бы он мог повидаться с тобою и с родными. Издержки на это небольшие, но такое рассеяние среди сильного учения – весьма полезно. Будь спокоен! Выйдет он из университета человеком, которого тотчас отличат и заметят на каждом поприще службы. По-русски пишет он без задоринки; по-немецки пишет – что надобно удивляться; латынь – изнасиловал и подчинил себе, а юридические понятия – прекрасны; философией осветил ум. Другие молодые люди портятся в Дерпте, а Владимир поведением своим исправил многих. Сохрани, Господи, вас обоих: отца для сына, сына для отца!

Есть у нас здесь патриотическое предприятие: издание «Эрмитажной галереи». Издатели люди почтенные и мне хорошо знакомые; не ветреные искатели счастья, но скромные и добрые граждане, употребившие более 200 тысяч своего капитала на это предприятие в надежде на русский патриотизм![1842] Высочайший двор поддерживает это предприятие, но в народе еще много первобытной дикости, чтобы понять артистическое дело. Надобно пособить, и я обращаюсь к тебе с покорнейшею просьбою. Поляки (весьма многие) все еще воображают, что столица России – нечто вроде стана Чингис-хана, с тою разницею, что ставки каменные. Так думает и 9/10 Западной Европы. Пусть же они увидят, какие в царской столице сокровища! Тебе легко пригласить к подписке несколько ясневельможных и яснеосвецонных[1843] панов! Помни, что я весьма осторожен в подобных делах и что эта моя просьба в этом роде – первая и, верно, последняя. Такие предприятия – вековые. Вот, например, «Сподвижники Александра I»[1844] – так спекуляция, на авось! Об ней я молчу, – а это дело солидное. Все в мире делается человеком. Каков он, таково и дело, – а я, зная коротко издателей, по чувству обязан помогать им, как могу, на чужбине, чтоб убедить их, что мы не гунны и не вандалы.

Сделай милость, удосужься и напиши ко мне хоть три строчки. Неужели некогда посвятить три минуты для успокоения сердца, которое любит тебя бескорыстно, без всяких видов, не как сенатора, не как министра, но как человека, любит тихомолком и тогда только издает вопль, когда услышит что-либо противное противу любимого человека! Обнимаю тебя от всей души и желаю здравия и спокойствия.

Верный до гроба друг

Ф. Булгарин

P. S. Почтеннейшей твоей супруге ручки и ножки целую à la polonaise[1845]!

16 декабря 1845

СПб.

17. А. Я. Стороженко Ф. В. Булгарину

4/16 генваря 1846 года

В наши лета, достойнейший друг мой Фаддей Венедиктович, ни новые знакомства, ни новые взгляды – не отвлекают от старых; а тем менее не изменяется ни в чем дружество, увековеченное по смыслу: ибо и век человеческий, как называем мы кратковременное прохождение от колыбели до могилы, – не заключая в себе века исторического, – наполнен происшествиями, частными для