Мне приснилась война - Роберта Каган

и представила, как он ее обнимает. «Я грешница. Я согрешила в мыслях, и это уже очень плохо, поэтому мне надо бежать домой, чтобы не сделать того, о чем я наверняка пожалею». Эли быстро пошагал к ней. Миллион мыслей пронеслись у нее в голове. «Мы наедине в этом поле. Рядом никого нет. Никого, кто присматривал бы за нами. Оберегал мою честь. Юноше и девушке нельзя встречаться вот так, наедине, даже если они ни с кем не помолвлены, не говоря уже о женщине, которая, как я, замужем. Ради Хершеля я должна сейчас же вернуться домой. Должна бежать со всех ног. Но я не в силах пошевелиться. Ноги словно вросли в землю. Он приближается. Что, если он со мной заговорит? Что мне ему отвечать? Что делать? О боже, он подходит. Я должна бежать домой».

– Я увидел тебя на дороге, – сказал Эли, подходя к ней. – Я Эли Хаберски.

Он теребил пуговицу на своем пиджаке.

Ей показалось, что он нервничает. Секунду она смотрела на него. Потом развернулась и сказала:

– Мне надо идти.

Он кивнул. Потом откашлялся и выпалил:

– Тебя зовут Наоми, так ведь?

Она коротко кивнула. Наоми удивило, что он знает ее имя.

– В школе кто-то говорил, что ты готовишь лучший кугель, запеканку из лапши, во всем городе.

Она хихикнула.

– Уж не знаю, насколько это правда. – Комплимент застал ее врасплох.

– Наверняка так и есть. А еще… – он поколебался, потом добавил неловко: – Ты очень красивая. Знаю, это дерзость, что я так говорю. Прошу прощения. Просто не смог удержаться.

– О, мне правда пора домой. Я замужем, если ты не знаешь. Мой муж – Хершель Айзенберг.

Теперь, когда она упомянула про Хершеля, ей стало легче разговаривать с Эли. Почему-то их разговор перестал казаться грехом.

Он кивнул:

– Я знаю, – потом снова откашлялся и с трудом произнес: – Я знаю, что не следует этого говорить, но я должен. Понимаешь, я не знаю, выпадет ли мне другой шанс поговорить с тобой наедине. Поэтому скажу сейчас то, что давно хотел.

Она втянула носом воздух.

– Тогда скажи. Что бы это ни было, скажи, но только быстрее. Мне надо уходить. Я должна вернуться домой, пока муж не пришел с работы.

– Еще же рано! Пара минут у тебя точно есть. Обещаю, я недолго.

Он сделал глубокий вдох. Ей показалось, что Эли собирается с духом.

Она стояла, глядя на него, как зачарованная, не в силах уйти. «Поверить не могу, что разговариваю с ним вот так. Мы наедине, а это строго запрещено. Даже не представляю, что сказала бы моя мама, узнай она. Но я не могу уйти, пока не услышу, что Эли собирается мне сказать. Если уйду, не узнав, буду мучиться до конца жизни».

– Ну же! Прошу, скажи мне.

– Мне бы хотелось, чтобы это был я, – выпалил он.

– Прости, не понимаю…

– Чтобы я был твоим мужем. Я надеялся, твой отец поговорит с моим о браке для нас. Вместо этого он выбрал Хершеля Айзенберга, – Эли говорил быстро, с нажимом на каждое слово. – Когда я узнал, что вы с Хершелем поженитесь, мое сердце было разбито. Я приложил массу усилий, чтобы смириться. И смирился, потому что больше всего на свете хотел, чтобы ты была счастлива. Я даже обращался за советом к равви. Но… в общем… в конце концов, я последовал за тобой сюда, чтобы поговорить наедине и высказать все, что у меня на сердце. И вот теперь я стою тут и смотрю в твое прекрасное лицо, и все, что могу сказать: я до сих пор мечтаю, чтобы вышло по-другому. Чтобы ты была моей.

– Ты не должен так говорить, – прошептала она.

– Должен, потому что не могу больше держать это в себе. Иначе мое сердце разорвется от тоски. Я понимаю, что ты замужем и больше ничего нельзя поделать, чтобы это изменить. И я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль или поставит в неловкое положение. Но… я должен был сказать тебе, что чувствую, – он повесил голову. – Знаю, это было эгоистично.

Она подумала, что он выглядит как маленький мальчик. Такой хрупкий и уязвимый!

– Я понимаю.

Эли развернулся и пошел прочь. Она поняла, что если отпустит его, то всю жизнь будет жалеть, что не дала ему понять – его чувства взаимны.

– Подожди!

Голос Наоми сорвался. Эли обернулся к ней. Она не решалась посмотреть ему в глаза, но знала, что должна это сказать.

– Я чувствовала то же самое. Молилась, чтобы отец выбрал тебя.

– Так почему ты ему не сказала?

– Я сказала. Я пыталась. Поверь мне, пыталась. Но мой отец – упрямый эгоист. Его не интересует, чего хотят другие люди. Он никогда никого не слушает. И мой муж такой же. Мама говорит, все мужчины такие.

– Не все мужчины, Наоми. Не все.

– Все мужчины, которых я знаю, – ответила она. – Мой муж, как мой отец, устанавливает правила, а мое дело – им подчиняться. Он ясно дал понять, что я не могу оспаривать его решения.

– Хочешь сказать, вы вообще не разговариваете?

Она покачала головой.

– Они с моим отцом одинаковые. Не слушают, что говорят женщины. Они принимают решения и считают, что дело женщины – выполнять их указания.

– Но что же ты сама, Наоми? Ты-то что думаешь?

– Я думаю, это моя судьба. Я замужем за Хершелем Айзенбергом. Я буду рожать ему детей и вести его дом. Буду готовить кошерную еду и соблюдать Шаббат. Проживу такую же жизнь, как у моей матери, и у моей бабки, и…

Эли шагнул к ней вплотную.

– Я никогда не стоял так близко к женщине. Но ты совсем другая. Я знаю, что ты моя родственная душа, – сказал он мягко. – Моя башерт.

– Нет, это неправильно, – она покачала головой и отвела глаза. – Никогда так больше не говори.

– Но я должен сказать. Потому что это правда. Ты знаешь историю про родственные души? Из Талмуда? – спросил Эли.

– Не знаю. Единственное, что я знаю, – мне пора идти домой.

– Позволь мне рассказать ее, а потом можешь идти. Ты согласна? Я быстро.

– Хорошо. Рассказывай, – согласилась Наоми. Ее сердце разрывалось на части. Она хотела остаться с ним и в то же время знала, что должна бежать.

– До того как дитя родится на свет, – начал он своим глубоким, мягким, чарующим голосом, – его душа разделяется на две половины. Эти две половины становятся двумя людьми. Эти двое людей рождаются порознь. Они могут родиться в разных странах,