Архитектура. Как ее понимать. Эволюция зданий от неолита до наших дней - Мария Борисовна Элькина

был грязным, неопрятным и опасным местом, гнездилищем неустроенности, отсталости, хаоса, антисанитарии и страшных эпидемий. Подобное видение возникло на волне кризиса, вызванного индустриализацией, и веры в то, что преодолеть его поможет рациональное планирование, обилие свободных пространств и технологический прогресс.

Негативная оценка средневекового урбанистического опыта не совпадает с живыми наблюдениями. Центр Праги, готический квартал в Барселоне, старинные города Германии, Венеция – самые желанные места для туристов, находящих большое удовольствие в бесцельном блуждании по их улочкам. Они куда уютнее и интереснее, чем московское Чертаново или парижский Ла-Дефанс.

Отсталость в одном аспекте не отрицает огромных преимуществ в других. Великие города Античности тоже были какими угодно, но не хорошо спланированными – только их клоны-колонии обрели правильные геометрические очертания.

Среди расхожих представлений о средневековом городе есть заблуждение, будто бы его устройство лишено логики. Почти буквальное деление на функциональные зоны в зависимости от принятых занятий обитателей, традиция строить жилые помещения над лавками и мастерскими, даже петляющие улицы – все это, намеренно или нет, делало жизнь обитателей удобнее. Иррациональность Средневековья сродни иррациональности самой природы. Простые формулы не в состоянии описать всех сложностей человеческих эмоций или форму листьев. Город, не имеющий четкого и ясного плана, учитывает гораздо большее количество факторов, чем имеющий его. Возьмем природный ландшафт: если центральная площадь находится на горе, то подниматься к ней будет физически гораздо легче по извилистой дороге.

У кривых улиц перед прямыми есть и масса других преимуществ. По ним, например, нескучно идти, поскольку перспектива, которую вы видите перед собой, непрерывно меняется, не давая глазу заскучать. Пионер архитектуры Ренессанса Леон Баттиста Альберти – и тот не отдавал предпочтения прямым улицам: «Внутри же города подобает ей (дороге. – Прим. авт.) быть не прямой, а подобной реке, извивающейся мягким изгибом то туда, то сюда, то вновь в ту же сторону, ибо, помимо того что там, где она будет казаться длиннее, она и город заставит казаться больше, чем он есть, принесет много пользы и создаст много удобств, сообразуясь с меняющимися потребностями и нуждами»[33].

Узкие изгибающиеся улицы прекрасно останавливают ветер – не в пример широким и прямым, служащим идеальной ловушкой для его порывов. Посреди сложно переплетающихся дорожек вас гораздо трудней найти. Обитатели города, хорошо знакомые с ним, имели естественное преимущество перед чужаком: тому потребуется время, чтобы сориентироваться. Наконец, мы ценим средневековые улицы за то, что они не были рассчитаны на колесный транспорт. Даже если сейчас по ним и проезжают машины, хозяином положения чувствует себя все равно человек на своих двоих.

Хаос, с которым градостроительство боролось на протяжении почти всего Нового времени, и составляет очарование поселений Темных веков. Их как будто бы случайность, на самом деле подчиненная множеству потребностей и обстоятельств, – материальное отражение свободы, смысла их существования.

Правда и то, что, как многие удачные начинания, города Средневековья деградировали со временем, или – лучше сказать – пришли к кризису. К XIV веку они все больше уплотнялись, зеленых зон оставалось все меньше, этажность зданий росла, а вместе с ней грязь и дурные запахи. Отсюда и возник отталкивающий образ.

К эпохе Возрождения возникла потребность расчистить пространство от слишком сильного скопления людей и предметов, подчинить окружающий мир правилам. Главное, что изменило ход градостроительной истории Европы, – открытие законов линейной перспективы, совершенное архитектором Филиппо Брунеллески в XV веке во Флоренции. Принципиально даже не само по себе знание математических формул. Суть революции в первую очередь свелась к тому, что визуальное восприятие оказалось во главе угла. Не то чтобы раньше никто вообще не обращал внимания на внешний вид, но вот артикулированного понимания, что впечатление строго зависит от расстояния и точки зрения, не было. Идея города в эпоху Ренессанса пополнилась абстрактной составляющей: помимо домов, улиц, площадей, церквей и стен возникло представление о пространстве как таковом. Пустота стала частью застройки.

В Риме есть особенная улица – виа Джулиа. Ее спроектировал Донато Браманте. Она покажется довольно-таки обычной, если вы не гуляли перед этим несколько часов по историческому центру Рима. На фоне лабиринта узких и извилистых улиц виа Джулиа заметно выделяется большей шириной и непривычной прямотой – как будто она проведена по линейке. В конце открывается вид на Тибр. Кроме того, на ней нет совершенно ни одного кафе, что довольно необычно для старой Италии, и почти нет пешеходов – они предпочитают окольные, но более оживленные пути. К зазубриваемому в школе правилу, что самый короткий путь из точки А в точку В проходит по прямой, стоило бы делать обязательную поправку: самый короткий путь не обязательно будет самым удобным и самым приятным. Прогулка по виа Джулиа – удел редких эстетов.

Другая типичная улица времен Ренессанса, проложенная еще раньше, – виа Алессандрина, ведущая от замка Святого Ангела к воротам Ватиканского дворца. Тогда ее появление объясняли желанием создать лучшие условия для паломников, но подспудно подразумевали и то, что на просматриваемом проходе сложно организовать бунт – потенциальным заговорщикам на нем не спрятаться.

Эти два примера дают представление об урбанистических привычках XV–XVI веков: улицы прямые и регулярные, однако все еще довольно скромные по масштабу. Виа Джулиа по меркам основанного в начале XVIII века Петербурга сгодится на роль разве что переулка, да и то скорее тесного.

Ренессанс изменил градостроительство в куда большей степени на бумаге, чем на практике. Он подарил миру образы городов-утопий, геометрически и эстетически правильных. Лучше всего известен план непостроенной Сфорцинды. Во внешних углах крепостной стены в форме восьмиконечной звезды располагались бы башни, во внутренних – ворота. С центром города те и другие соединялись бы восьмью улицами и восьмью каналами. Автор проекта Филарете оставил к нему красочное описание, гораздо более подробное, чем сам план. Фантазии архитектора включали не только обычные социальные учреждения вроде школ, но и Дом порока и добродетели, где в верхних этажах посетители обучались ремеслам и наукам, а в нижних – предавались плотским радостям. Покинуть их, выбрав однажды, никто не смог бы, таковы были представления Филарете о благочестии и справедливости.

Сфорцинда – один из нескольких воображаемых городов, положивших начало радиально-кольцевой системе планирования. «Идеальную» схему с отходящими от центра радиусами множество раз воспроизвели буквально, и еще чаще она использовалась как принцип организации пространства.

Настоящая революция в градостроительстве произошла в эпоху барокко. Точнее, произошла она в политическом устройстве Европы, ее экономике и науке, а архитектура адаптировалась к происходящему. В Новое время начался процесс образования национальных государств. В Средние века город оставался вещью в себе. Он мог