Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье

так же популярны, как до этого песни Высоцкого. В результате те, кто должен был «присматривать» за рок-клубом, цензурировать тексты песен, оказались перевербованы музыкантами и играли «на их стороне».

К началу 1980-х годов подледная жизнь Ленинграда абсолютно отличалась от того, что находилось на поверхности. Огромное количество людей не читали того, что стояло на полках районных библиотек и продавалось в книжных магазинах, не покупали товаров советских магазинов, не полагались на государственную зарплату, никак не были связаны с официальной идеологией. Как тогда говорили: «Они делают вид, что платят нам зарплату, — мы делаем вид, что работаем». Что-то должно было случиться.

Классический брутализм

Архитектура советского Ленинграда за послевоенные десятилетия отчасти проделала такую же эволюцию, что и общественные настроения. Если в конце 1950-х и в 1960-е годы в ней ощущалось стремление к легкости, ясности, открытости, то в 1970-е, особенно ближе ко второй их половине, она обрела некоторую тяжеловесность и усложненность.

В 1950-е годы в Великобритании появилось слово «брутализм», означающее отдельное направление в архитектуре модернизма. Может показаться, что этот термин произошел непосредственно от слова «брутальный», но в действительности смысл названия скорее отсылает к французскому словосочетанию béton brut — «необработанный, естественно выглядящий бетон». Архитекторы не пытались скрывать фактуру материала, показывали его таким как есть, то есть в самом деле несколько грубоватым, зато осязаемым на вид.

Как и многие спонтанно возникшие понятия, брутализм не подразумевает следования каким-то однозначным правилам и принципам. Речь идет о подходе, внутри которого возможно довольно большое разнообразие. Принцип брутализма заключается в том, чтобы ничего не стесняться — ни материала, из которого построено здание, ни его устройства, ни масштаба и так далее.

Несмотря на то, что брутализм возник в Великобритании, считается, что наибольшее распространение он получил именно в позднем СССР, где стал массовым явлением.

В Ленинграде мода на этакую натуралистичность, брутальность сочеталась со старой привычкой во все добавлять компонент классического традиционализма.

Гостиница «Прибалтийская», единственная реализованная доминанта морского фасада Ленинграда, — крупная, массивная постройка, стоящая на пандусе, по которому ко входу могут подниматься автомобили. Ее строила шведская компания. Фасады гостиницы облицованы алюминиевыми панелями. Вместе с тем автор проекта, Николай Баранов-младший, явно подразумевал символическое сходство с каким-нибудь классическим дворцом, симметричным относительно центральной оси и благодаря этому придающим некоторую упорядоченность окружающему пространству.

Совершенно иначе, чем ранние «панельки», выглядят здания по берегам Новосмоленской набережной. С южной ее стороны стоят знаменитые башни «на курьих ножках», на северной — длиннющий жилой дом с арками-проездами во двор. Почти во всех более ранних индустриальных микрорайонах архитектура подчеркнуто «никакая», нейтральная. Дома себе и дома, ничего больше не скажешь особенного. Здесь же массы бетона как будто бы даже выглядят тяжелыми. В первую очередь бросается в глаза силуэт построек, ощущение некоторого нагромождения, — и нужно чуть внимательнее приглядеться, чтобы определить сооружения как жилые дома. (Илл. 42)

Несомненная «икона» позднего Ленинграда — здание НИИ Робототехники на Тихорецком проспекте. Его главная запоминающаяся деталь — башня в виде короны — потрясающе фотогенична и даже украшает собой обложку одного из изданий, посвященных архитектуре позднего модернизма в мире. Авторы намеренно сделали ее такой броской, ведь НИИ стоит на возвышенности, его выступающую часть видно со стороны моря, а это обстоятельство в то время еще казалось очень важным. (Илл. 43)

Здание Леноблисполкома (позже — администрации Ленинградской области), законченное Давидом Гольдгором в 1981 году, не только слишком материально, но и невероятно монументально. Главный фасад напоминает издалека колонный портик, но поскольку он выполнен целиком из современных деталей, то выглядит куда более мрачно, чем административные здания времен Александра I. Вместе с тем в сооружении ощущение некоего движения или, во всяком случае, неравномерности; оно как бы устремлено со всех сторон к своей центральной части. Совершенно иначе смотрятся постройки предыдущей эпохи: и ТЮЗ, и Финляндский вокзал кажутся подчеркнуто неподвижными. (Илл. 38)

В архитектуре времен застоя уже остро ощущался кризис профессии. Проектирование стало во многом делом формальным. В 1960-е годы руководители мастерских ЛенНИИпроекта были действительно (хотя бы отчасти) захвачены утопическими идеями. Они видели очень много аспектов устройства здания — от функциональных до эстетических. Чем дальше, тем больше в ленинградской архитектуре ощущалась скука и отсутствие интереса к чему-либо.

Общее настроение можно выразить словами «что бы еще такое придумать», и тут подразумевался в первую очередь внешний эффект. «Придумки» иногда получались довольно занимательными, однако еще более очевидным становилось то обстоятельство, что никаких фундаментальных для общества ценностей, равно как и свежих идей, архитектура Ленинграда больше в себе не несла.

Иллюстрации

1. Марсово поле в Санкт-Петербурге

2. Стрелка Васильевского острова в Санкт-Петербурге

3. План Ленинграда на 1925 г. Приложение к справочнику «Весь Ленинград». На плане видно, что только один из шести городских районов, Центральный, полностью застроен. Петроградский район включал в себя значительную часть современного Приморского, Василеостровский — всю не застроенную часть острова и остров Голодай. Район Володарского простирался практически до того места, где недавно возведен Большой Обуховский мост. Не менее значительное расширение города предполагалось со стороны Выборгского и Московско-Нарвского районов.

4. Жилмассив на Тракторной улице. Александр Гегелло, Александр Никольский, Григорий Симонов, Санкт-Петербург, 1925–1927 гг.

5. Памятник III Интернационалу (проект). Владимир Татлин, Санкт-Петербург, 1919, проект

6. Круглые бани. Александр Никольский, Санкт-Петербург, 1928–1930 гг.

7. Водонапорная башня завода «Красный гвоздильщик». Яков Чернихов, Санкт-Петербург, 1930–1931 гг.

8. ДК им. Горького (Дом культуры Московско-Нарвского района), Александр Гегелло, Давид Кричевский, Санкт-Петербург, 1925–1927 гг.

9. Силовая подстанция фабрики «Красное знамя». Эрих Мендельсон, Санкт-Петербург, 1926–1928 гг.

10. Палевский жилмассив. Алексей Зазерский, Николай Рыбин, Санкт-Петербург, 1925–1928 гг.

11. Дом Советов. Ной Троцкий, Лев Тверской, Яков Свирский, Санкт-Петербург, 1936–1941 гг.

12. Empire State Building. Архитектурное бюро Shreve, Lamb & Harmon, Нью-Йорк, 1930–1931 гг.

13. Дворец Советов (проект). Борис Иофан, Москва, 1933 г.

14. Первый жилой дом Ленсовета. Евгений Левинсон, Санкт-Петербург, 1931–1934 гг.

15. Московско-Нарвский (Кировский) райсовет. Ной Троцкий, Санкт-Петербург, 1936–1941 гг.

16. Большой дом (неофициальное название административного