Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии - Николай Степанович Гумилев

использовано. Раз навсегда решив, что нет пророка, кроме Брюсова, г. Гумилев с самодовольной упоенностью, достойной лучшего применения, слепо идет за ним» (Столичная молва. 24 мая 1910; см.: Русский путь. С. 367).

Стр. 44–48. — Цитируются пять первых ст. ст-ния «В ровном течении дум повседневных...».

Симановский Иосиф Бенционович (1892–1967) — впоследствии библиотековед, заслуженный деятель культуры БССР (см.: ПРП 1990. С. 302).

Стр. 60–64. — 12 января 1910 г., процитировав эти строки из ст-ния И. Северянина «Хабанера II» (сб. «Интуитивные краски. Немного стихов»), Толстой сказал: «Чем занимаются!.. Это литература!.. Кругом виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них — упругость пробки!» (см.: Гусев Н. Н. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого. 1891–1910. М., 1960. С. 738). Стр. 65–70. — «Настоящая поэзия — окончание начинаний. Отдел «Вечер» можно было бы точнее назвать «Антологией», но вечер, не вечер сентиментальных поэтов, — мертвый фон для поникшей мечтательной фигуры, вечер — образ (еще не символ) тайного мира, пронизанного светом — тот мир поэзии, которым я начал свой путь под влиянием А. Белого (ранее И. Б. Симановским в том же Бобруйске был издан первый сборник «Закату» с приложением статьи «Андрей Белый и будущее русской литературы» (1909) — Ред.). Но за вечером — ночь (и А. Белый пришел к ночи). Но поэзия всегда уклон, «фантастика», «принятие произвольного положения» (В. Брюсов) — уклон, особый угол зрения.

И вот: темь, но в глазах озаренно — миг, взятый в себе самом, бесконечен, вечен — вечер длится — вечер превращается в символ мира (в обширном смысле слова). <...> Я знаю, что мои стихи несовершенны по форме, но этот недостаток вряд ли кем-либо был преодолен в ранней юности. <...> Не техника, а оригинальность начинаний и созданные им образы могут быть залогом таланта в юном поэте (пишу «поэт», а не «писатель», ибо только поэзия имеет право на существование, а не то многоголовое чудовище, которое называется «литературой», «беллетристикой»)» (С. 5–6). Стр. 72–73. — Имеется в виду первое четверостишие первого в книге ст-ния:

Поэзия! В лучах нетленного, святого

Сиянья Красоты Святое Царство — ты, —

Святое, — во плоти, там, за Голгофой, Слово,

За огненным крестом во имя Красоты.

Стр. 78–79. — Имеется в виду ст-ние «Ф. Достоевскому (анагога)» (Твоих творений пламень жгучий / Спалил мне сердце, душу ум, — / И знаю я, что не в падучей / Биялся ты — тебя самум // Внезапных мыслей, грез, томлений / К земле клонил, сгибал, бросал. / В корчах неистовых молений, / Кровавя губы, извивал). Стр. 79. — Имеется в виду ст-ние «Сумерки» (Призрачны темные стены; / Запад изгас — горделив). Стр. 80. — Имеется в виду ст-ние «Снова таинственный вечер...» (Трепет в агонии сонной / Нервов и пульсовы стуки...). Стр. 80–81. — Имеется в виду ст-ние «Рот Саломеи. К рассказу О. Бердслея» (Выгнулось тело в извив цепенея, / Как воплощение жаждного крика...).

Дмитрий Рем (Баранов Алексей Алексеевич, 1891–1920?) — поэт; помимо «Стихов» 1909 г., выпустил в 1913 г. совместно с А. Романовской стихотворный сборник «Морские камешки». Сидоров Алексей Алексеевич (1891–1978) — поэт, впоследствии видный советский искусствовед, книговед, художественный критик (см.: ПРП 1990. С. 303). В 1910 году оба были студентами и входили в кружок молодых поэтов при книгоиздательстве «Мусагет» (вместе с С. Бобровым, С. Рубановичем, Б. Пастернаком), где работали над исследованием стихотворного ритма (доклад Рема о принципах счисления строк и переведения цифровых данных в кривую ритма лег в основу «Диалектики ритма» Белого — см.: Белый А. Между двух революций. Воспоминания. В 3-х т. Кн. 3. М., 1990. С. 352 (Литературные мемуары)).

Стр. 84. — Выходные данные этой книги — Рем Дмитрий, Сидоров Алексей. Стихи 1909 года. М., 1910 (на обложке — Toga Praetexta). Стр. 99–102. — Цитируется третья строфа ст-ния «Светлым сердцем Твой приход приемлю...». Стр. 105–107. — Цитируется первый терцет сонета «Quies». Стр. 109–116. — Цитируется ст-ние «Я один в безмолвии зала...». Стр. 119–120. — См. комментарий к стр. 99–102; следует указать, что «Ты» данного ст-ния относится к «женственному» адресату: «Ты пришла, царица с белым взглядом, / Ты пришла, спокойной мглой дыша! / Как покорно ласковым отрадам / Отдается скорбная душа!». Стр. 121–122. — Первая строфа этого ст-ния (посвященного А. А. Сидорову): «Мы пили чай из бледно-синих чашек, / Вдали шумел покорный вальсу бал. / И мой жемчужный тонкий карандашик / Чертил тебе небрежный мадригал». Стр. 123–126. — «Первые стихи» поделены на два раздела: «Камеи», куда собраны «исторические баллады» в духе Брюсова («Петроний», «Рыцари Святого Грааля», «Астролог» и т. п.) и «Melancolia» — мистическая лирика с вкраплениями иронических мотивов à la Андрей Белый. Стр. 127–128. — Давид Жак-Луи (David, 1748–1826) — великий французский художник-классицист. Семирадский Генрих Ипполитович (1843–1902) — популярный русский живописец «академического стиля». Стр. 130. — К «строкам фокусническим» Гумилев, по-видимому, относил часто встречающиеся у Сидорова скопления пеонов, например: «Обманывающая глаз / Ацетиленовая ясность... / Закутанные берега, / И кажущиеся чужими / Над ними лунные рога».

24

Аполлон. 1910. № 7.

ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, Ст ПРП, ЗС, Изб (Слов), ПРП 1990, Ст ПРП (ЗК), СС IV (Р-т), Соч III, Полушин, Изб (Слов) 2, ОС 1991, СП (Ир), Круг чтения, Русский путь, Русский путь 2, ОЧ, СПП 2000, СС 2000, Изб (Вече), Поэтические течения в литературе конца XIX — начала XX века: Литературные манифесты и художественная критика. Хрестоматия. М., 1988, Школа классики, Школа классики 2002.

Дат.: апрель 1910 г. — по времени публикации.

Перевод на англ. яз. — Lapeza.

Первая из больших программных статей-«манифестов» Гумилева (см. №№ 28, 56 наст. тома и комментарии к ним), содержащих критику современного модернизма (прежде всего — русского символизма) и постулаты модернизма «обновленного». На ее замысел и содержание очень сильно повлияли обстоятельства петербургского литературного сезона 1909–1910 гг., когда после закрытия журналов «Весы» и «Золотое Руно» новорожденный «Аполлон» подвергся настоящей «экспансии» со стороны крупнейших фигур минувшего литературного десятилетия — Вяч. Иванова, Андрея Белого, Блока и др., стремившихся превратить журнал в орган «обновленного символизма». Такая перспектива никак не удовлетворяла литературную молодежь, сплотившуюся вокруг редактора «Аполлона» С. К. Маковского. «Кому нужны эти русские вещания, эти доморощенные рацеи интеллигентского направленства? — писал он 3 февраля 1910 г. Е. А. Зноско-Боровскому. — Разве искусство, хорошее, подлинное искусство само по себе