Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления - Алексей Давидович Алёхин

Ну конечно. Кстати, развлечение не самое плохое. Не совсем интеллектуальное, полуинтеллектуальное, но все-таки лучше, чем ничего. Вот только к искусству поэзии отношения не имеет. А вредным становится – когда одно с другим начинают путать.

Некоторые называют «Арион» журналом одного человека, где все определяет вкус одного человека. Так ли это? Вы с этим согласны или все-таки нет?

Ну, и согласен, и не согласен. Согласен в том смысле, что поскольку я главный редактор, то последнее слово всегда за мной. Это понятно. Но я же не один стихи читаю. Вот Дмитрий Тонконогов весь самотек до меня читает. Мы все стихи обсуждаем в редакции. И если я сомневаюсь, а коллеги настаивают, – печатаем. Лучше в эту сторону ошибиться. Кроме того коллеги-стихотворцы нередко присылают что-то попавшее им в руки и показавшееся интересным: вот, посмотри. То есть и их вкус участвует. С их помощью нашли не одного автора, в том числе из провинции. Но в конечном счете решение принимает редактор. А кому еще? У меня достаточно широкие эстетические взгляды – судя хотя бы по тому, что и «слева», и «справа» «Арион» периодически поругивают, – но, конечно, не безграничные. Наверняка что-то достойное за двадцать лет и просмотрели. Ну что поделать.

А вы замечаете, что ваш вкус стал влиять на литературный процесс? В частности, многие пишут миниатюры вовсе не потому, что это черта времени – тяготение к краткости, лаконизму, а «тяготение» к публикации в «Арионе». У меня даже среди знакомых был случай: шесть лет один приятель писал «миниатюры под “Арион”». У него не брали. Но на седьмой год взяли одну. Он позвонил мне на радостях, мол, все, теперь я могу это бросить!

Ну обманул, мог и обмануть. Если это неорганично для него, если он нарочно подделывался – значит, обманул. Мы тоже можем ошибиться и в эту сторону. Хотя, стало быть, что-то там было интересное. Но не мы же эти миниатюры изобрели. Мы просто стараемся следить за тем, что происходит в поэзии. Журнал меняется вслед за ней. Вот на полке стоят журналы за все двадцать с лишним лет – перелистайте. Вы говорите про эти краткие формы. Они в журнале ведь не сразу так активно проявились, а когда это стало очевидным в поэзии. И не «Арион» их «изобрел», а Владимир Салимон и Вера Павлова в Москве, Феликс Чечик в Израиле, Юрий Казарин в Екатеринбурге, Юлий Хоменко в Вене… Это правда, мы, может, из первых стали их много печатать – ну, значит, разглядели. То есть я думаю, что процесс обратный. Кстати, ситуация меняется. Сейчас стали появляться, наоборот, очень длинные вещи, каких, думал, мы уже не увидим. И мы их тоже печатаем. То есть позиция «Ариона» не «насаждать» (хотя у другого журнала, журнала «группы», может быть и такая роль), а собирать в фокус.

Но люди все-таки стали ориентироваться, видно это, видно!

Вообще-то говоря, люди всегда ориентируются на хорошее. А мы стараемся отобрать лучшее. Лично у меня как у редактора предпочтений нет. Я просто люблю хорошие стихи. Они могут быть написаны ямбом, хореем, гекзаметром, верлибром, могут быть лаконичные либо пространные, «традиционные» или «авангардные». Не в этом дело. Но вот еще что учтите. Молодому или просто среднему стихотворцу короткие вещи чаще удаются, чем длинные: просто дыхания не хватает. Неудивительно, что из самотека им легче в журнал попасть.

Вопрос из серии стенаний по читателю. В одной из статей вы так высказались о толстых журналах: «Они обретают свою новую нишу, становясь именно цеховым, почти в гумилевском понимании, инструментом». Имеет ли смысл этому противостоять, пытаясь привлечь массового читателя к качественной современной поэзии? Или это невозможно уже просто с социокультурных позиций?

Что касается поэзии как искусства, для нее совершенно, в общем-то, все равно, у нее сто тысяч почитателей или сто человек, даже иногда второе лучше. А мы как раз занимаемся современной русской поэзией как искусством. С точки зрения общей культуры общества, наверное, неплохо было бы, если б люди побольше читали стихи. Настоящих читателей стихов – тех, кто не по учебе или по работе (потому что он, скажем, преподаватель), а по внутренней потребности хоть раз в две недели снимает с полки книжечку почитать, – вообще не очень много. Я когда-то, когда журнал начинался, прикинув, сказал: «У нас в стране примерно сто пятьдесят тысяч людей, читающих стихи, а поскольку они обычно еще и между собою женятся, значит, у нас семьдесят пять тысяч потенциальных подписчиков». Так вот, никаких семидесяти пяти тысяч тиража мы, конечно, не получили и не могли получить, потому что я ошибся. Даже если у нас сто пятьдесят тысяч любителей поэзии, совсем немногим из них нужна современная поэзия: как правило тем, кто сам пописывает. А остальные предпочитают не современные, а просто стихи.

Просто читать стихи.

Да, просто читать стихи. И конечно, прежде всего классику, условно говоря, от «Слова о полку Игореве» до Бродского, и правильно делают. Вот, я недавно Майкова перечел – с огромным удовольствием. А мы – я имею в виду современных стихотворцев, литературную критику, журналы – нужны вот для чего. У меня дома в кабинете сверху донизу стены заставлены стихами. Но вся русская классика, от того же «Слова» и до середины двадцатого века включительно, в том числе несколько собраний сочинений, – это все занимает всего четыре книжные полки. Так вот, мы работаем для того, чтобы к ним через пятьдесят или сто лет добавилось еще полполки, а если повезет – полочка. Нечто похожее и в прозе, только там полок больше. Этим мы и занимаемся как цеховой журнал. В сущности, все серьезные журналы всегда этим же занимались. Только в периоды, когда литература оказывалась в центре широкого общественного внимания – а случалось это не по литературным, но по общественным, политическим и всяким иным причинам, – внимание это обращалось и на журналы. Они даже становились властителями дум: но именно потому, что литература была властительницей дум. Привлечь же массового читателя насильно невозможно. Этим только испортить дело. Потому что привлекать придется, упрощая, снижая планку, идя на поводу невзыскательного вкуса. У нас, и не только в России, сейчас вот такая, нелитературоцентричная ситуация. Журналам следует это признать и честно играть свою цеховую роль. Поддерживать художественный поиск, привечать и воспитывать молодых, предоставлять место серьезной, аналитической критике, без которой литературная жизнь невозможна. Настоящая, высокая, особенно вновь рождающаяся литература, – она не имеет большого числа читателей. Их немного. Вот их-то и нужно собирать вокруг журнала.

Значит,