Комментарии к «Государю» Макиавелли - Владимир Витальевич Разуваев

заставивших бояр согласиться с его возведением на престол. Вообще Василий IV при восхождении на престол опирался на очень узкий слой русского общества, что не было характерно для того времени в России[377].

Ибо нет города, где не обособились бы два этих начала: знать желает подчинять и угнетать народ, народ не желает находиться в подчинении и угнетении; столкновение же этих начал разрешается трояко: либо единовластием, либо безначалием, либо свободой.

По Юсиму: «Ведь в любом городе существуют два течения, порождаемые тем, что народ старается избежать произвола и притеснений со стороны грандов, а гранды желают повелевать и подавлять народ. Борьба этих двух стремлений приводит в республиках к одному из трех результатов: возникновению принципата, режиму свободы или произволу».

Здесь надо иметь в виду тесно связанную с только что сказанным предыдущую ремарку о том, что единовластие учреждается по требованию либо знати, либо народа. Соответственно, государь может выглядеть в этом контексте как ставленник одной из двух противоборствующих сил. Возможно, Макиавелли был в этом случае строгим политическим аналитиком. Быть может, он хотел напомнить правителю, что он не может действовать в отрыве от основных политических течений.

Продолжая параллель с Василием Шуйским, отмечу, что после его воцарения ситуация была сложнее описанной автором «Государя». Во всяком случае, значительная часть российского населения, причем не только низы, но и существенное число служивых детей боярских и казаков, не желали подчиняться даже новому царю, не говоря уже о знати, чьим представителем был новый государь. Московские низы, уже привыкшие к бунтам и неповиновению, были готовы восстать при появлении первого же серьезного предлога.

Единовластие учреждается либо знатью, либо народом, в зависимости от того, кому первому представится удобный случай. Знать, видя, что она не может противостоять народу, возвышает кого-нибудь из своих и провозглашает его государем, чтобы за его спиной утолить свои вожделения. Так же и народ, видя, что не может сопротивляться знати, возвышает кого-либо одного, чтобы в его власти обрести для себя защиту.

Макиавелли продолжает ориентироваться на теорию вопроса, причем заимствует ее у античных авторов. Во всяком случае, описание расклада сил выглядит типичным именно для них. Вообще есть точка зрения, согласно которой пример триумфа или падения в античном мире, красочно описанный каким-нибудь древним автором, имеет в глазах автора «Государя» больший вес, чем тот почти уже общепринятый в его время исторический анализ, мастером которого был Гвиччардини[378]. На мой взгляд, это неточно.

В интерпретации флорентийца ситуация выглядит следующим образом. Государя в республиках выдвигает одно из двух основных политических течений, когда между ними нарушается привычное соотношение сил. Причем инициатором бывает сторона, которая чувствует для себя политическую опасность со стороны противников. Мера эта – защитная.

Классические иллюстрации первого тезиса в истории России – приход к власти Василия IV Шуйского и Михаила Романова. В первом случае получилось так, что не то, чтобы Шуйского выдвинули, сколько он сам себя возвысил, причем вовсе не с полного согласия всех элитных родов. Правда, налицо был момент, описанный Макиавелли: знать действительно не могла противостоять воинственно настроенным москвичам и проотрепьевским региональным формированиям, а потому предпочла быстро согласиться на «самовыдвижение» Шуйского, дабы получить шанс наконец-то перейти к стабильности.

Во втором случае вокруг Михаила Романова сложился своеобразный консенсус и различных групп элиты, и столичных жителей, и провинции. Больше того, Руслан Скрынников даже доказывает, что Романов стал кандидатом не от знати, а от низов, включавших в себя казаков и «московских простых людей». Больше того, якобы именно угроза мятежа заставила бояр согласиться на избрание Романова. Другое дело, конечно, что знать была уверена, что имеет дело с компромиссной фигурой, неспособной править, а потому удобной для сохранения власти высшей аристократии[379]. Иными словами, Михаил в 1613 г. устраивал практически всех.

С этой точкой зрения можно соглашаться или нет, однако очевидно, что первый Романов в царском роду был возведен на престол в результате хрупкого консенсуса между основными политическими группами тогдашней России.

В отношении «чистого» выдвижения государя или кандидата в государи от народа в русской истории ситуация явно сложнее. Причина, на мой взгляд, кроется прежде всего в такой застарелой политической болезни, как традиционно низкий уровень политической организованности и политической структурированности.

Тому, кто приходит к власти с помощью знати, труднее удержать власть, чем тому, кого привел к власти народ, так как если государь окружен знатью, которая почитает себя ему равной, он не может ни приказывать, ни иметь независимый образ действий.

Макиавелли здесь вроде бы предстает в качестве холодного аналитика. Наверное, это не так. Здесь скорее видны его политические взгляды, которые он навязывает своему читателю, будь то государь или просто интересующийся политикой человек.

И снова о Василии Шуйском. Уже сами обстоятельства его прихода к власти вроде бы подтверждают правильность тезиса Макиавелли о том, что приведенный знатью к власти государь может оказаться в положении зависимого правителя. Этот тезис подтверждается ссылками на крестоцеловальную запись Шуйского от 19 мая 1606 г., где он отказался он права бессудной царской опалы и поклялся, что никого не казнит, «не осудя истинным судом с бояры своими». Без боярского суда он не мог отбирать имущество у родственников опальных. Правда, «черных торговых людей» можно было казнить без бояр, однако опять же «по суду и розыску». Плюс к этому была запрещена конфискация имущества у родственников осужденных. Огромное значение имело обязательство Шуйского отказаться от мести за старые обиды[380].

Традиционно принять считать, что именно крестоцеловальная запись ограничила политические возможности Шуйского[381]. Однако отметим, что Василий IV по собственному желанию настоял на необходимости своей клятвы. И это притом, что он столкнулся с настойчивыми пожеланиями не совершать этого необычного поступка. Фактически мы имеем дело чуть ли не с хронологически первой в истории нашей страны попыткой государя ограничить собственную власть. Неудивительно, что ей пытались найти чисто политические объяснения[382]. Но в данном случае неважно, было ли это решение Шуйского политическим или нравственным. Главное здесь, что с самого начала Василий IV оказался стеснен в своей власти и крайне зависим от поддержки бояр.

Тогда как тот, кого привел к власти народ, правит один, и вокруг него нет никого или почти никого, кто не желал бы ему повиноваться.

А вот в этом случае мы сталкиваемся с проблемой почти полного отсутствия в России эпизодов, которые бы могли подтвердить или опровергнуть тезис Макиавелли. Основная причина опять же иная политическая культура страны. Конечно, можно сослаться