Том 3. Русская поэзия - Михаил Леонович Гаспаров

Том 3. Русская поэзия читать книгу онлайн
Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. Во всех работах Гаспарова присутствуют строгость, воспитанная традицией классической филологии, точность, необходимая для стиховеда, и смелость обращения к самым разным направлениям науки.
Статьи и монографии Гаспарова, посвященные русской поэзии, опираются на огромный материал его стиховедческих исследований, давно уже ставших классическими.
Собранные в настоящий том работы включают исторические обзоры различных этапов русской поэзии, характеристики и биографические справки о знаменитых и забытых поэтах, интерпретации и анализ отдельных стихотворений, образцы новаторского комментария к лирике О. Мандельштама и Б. Пастернака.
Открывающая том монография «Метр и смысл» посвящена связи стихотворного метра и содержания, явлению, которое получило название семантика метра или семантический ореол метра. В этой книге на огромном материале русских стихотворных текстов XIX–XX веков показана работа этой важнейшей составляющей поэтического языка, продемонстрированы законы литературной традиции и эволюции поэтической системы. В книге «Метр и смысл» сделан новый шаг в развитии науки о стихах и стихе, как обозначал сам ученый разделы своих изысканий.
Некоторые из работ, помещенных в томе, извлечены из малотиражных изданий и до сих пор были труднодоступны для большинства читателей.
Труды М. Л. Гаспарова о русской поэзии при всем их жанровом многообразии складываются в целостную, системную и объемную картину благодаря единству мысли и стиля этого выдающегося отечественного филолога второй половины ХХ столетия.
129
В частности, иногда размывается граница между центральной частью и зачином или концовкой: например, у Сумарокова, 1758б, у Ломоносова, 1750 (где вереница обращений к наукам плавно переходит в концовочное обращение к лире). В сумароковских одах 1768 т и 1769 кульминация вторгается в зачин оды, а в 1766 т — в концовку.
130
Для подсчета фигур переосмысления было взято по 100 строк из обоих поэтов: из Ломоносова — 10 первых строф, которые Сумароков посчитал «прекраснейшими» (1742, 22, 25; 1746в, 2; 1746р, 12; 1747в, 8, 19, 21; 1748в, 5, 12, 17); из Сумарокова — ода 1762 т и первые две строфы 1763н (по сокращенным редакциям «Од торжественных» — т. е. то, что сам Сумароков отобрал как лучшее). Это, конечно, недостаточные выборки, однако разница между 90 % и 50 % тропов все-таки разительна. Метафор и метонимий с синекдохами у Сумарокова приблизительно поровну, у Ломоносова метонимий в полтора раза больше. Это интересно, потому что в поэзии XIX — ХХ веков, от Пушкина до Мандельштама, как правило, метафор больше, чем метонимий. Может быть, это засилье метонимий — результат эмблематической образности, одинаково сильной и в барокко, и в классицизме XVIII века: «ликуй, российская держава» (= россияне), «щедрота царствует над ней» (= щедрая царица), «добродетель российский украшает трон» (= добродетельная царица находится у власти), «в порфире правосудье блещет» (= царит, чтится), «Минервин храм» (= просвещение), «меч в Петровых руках» (= победы) и т. п.
Было сделано сопоставление еще по одному аспекту — интонационному: сколько знаков вопроса и восклицания приходится в среднем на одну строку у каждого поэта? Разница оказалась несущественна: у Ломоносова 0,6, у Сумарокова 0,5 знака на строку. От ранних к поздним произведениям у обоих поэтов число эмоциональных знаков немного возрастает. В зачинах интонационная приподнятость выше среднего (у обоих поэтов — 0,9 знака на строку), а в концовках — у Ломоносова незначительно ниже (0,4 знака), а у Сумарокова значительно выше (1,1 знака). Если считать, что концовка важнее для структуры отдельного стихотворения, а зачин — для места его в системе жанра, то, может быть, и эти мелкие расхождения не случайны.
131
Ярхо Б. И. Границы научного литературоведения // Искусство. 1925. № 2. С. 45–60; 1927. № 1. С. 16–38; Он же. Простейшие основания формального анализа // Ars poetica / Под ред. М. А. Петровского. Вып. I. М., 1927. С. 7–28.
132
Художественное обыгрывание этой темы мы находим в иронической фантастике А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Там в проходном эпизоде герой в порядке эксперимента отправляется на машине времени в «описываемое будущее» («всякие там фантастические романы и утопии»), где «то и дело попадались какие-то люди, одетые только частично: скажем, в зеленой шляпе и красном пиджаке на голое тело (больше ничего), или в желтых ботинках и цветастом галстуке (ни штанов, ни рубашки, ни даже белья)… Я смущался до тех пор, пока не вспомнил, что некоторые авторы имеют обыкновение писать что-нибудь вроде „дверь отворилась, и на пороге появился стройный мускулистый человек в мохнатой кепке и темных очках“». Это становится очень существенным при переводе словесного изображения в зрительное, когда иллюстратор или экранизатор вынужден заполнять эти пробелы своим воображением и навязывать это воображение читателю.
133
В настоящем издании — т. III, с. 584–594. — Прим. ред.
134
Эйхенбаум Б. М. О поэзии. Л., 1969. С. 421–423.
135
В настоящем издании — т. III, с. 298–309. — Прим. ред.
136
Гаспаров М. Л. Семантический ореол 3-стопного амфибрахия // Проблемы структурной лингвистики — 1980. М., 1982. С. 174–192.
137
Языку символизма посвящена превосходная монография: Кожевникова Н. А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М.: Наука, 1986; из старых статей: Гофман В. Язык символистов // Литературное наследство. 1937. Т. 27. С. 54–105. Многие примеры заимствованы из этих работ.