Маска или лицо - Майкл Редгрейв

от нацистов в сопровождении дельца-еврея (его играл Карел Штепанек). Когда спектакль был перенесен на лондонскую сцену, он встретил самые разноречивые отклики прессы: Джеймс Эйгет, критик консервативного воскресного «Таймса», счел эту роль Редгрейва доказательством непригодности актера для комедии; наоборот, Тед Уиллис в коммунистическом «Дейли Уоркер» высоко оценил роль, созданную Редгрейвом, увидев в его трактовке черты благородного донкихотства.

С 1945 по 1947 год Редгрейв жил в США, где снимался в кино. Это был период жизни актера, обогативший его не столько в творческом отношении, сколько в материальном. Но истинным призванием Редгрейва все же оставался театр, и он вернулся к нему в конце 1947 года в шекспировском «Макбете». Ставил трагедию выдающийся американский режиссер Норрис Хоутон, один из первых и страстных пропагандистов реалистического метода Станиславского в США и Англии. Мнения критиков об исполнении Редгрейвом роли Макбета разошлись. Одни нашли убедительным тонкий психологический рисунок характера, созданный им; другим показалось, что в нем недоставало шекспировской масштабности. Макбет в трактовке Редгрейва был патологическим типом, поведение которого он стремился объяснить, так сказать, научно. Следующий образ, созданный актером — Капитан в «Отце» Стриндберга, — тоже был опытом создания на сцене болезненного характера.

От Дядюшки Гарри до Капитана в пьесе Стриндберга прослеживается тенденция Редгрейва создавать натуралистически правдоподобные изображения патологических типов (Макбету патология была приписана замыслом самого актера). Но если в первой пьесе Редгрейву удалось создать живой образ, то следующие его попытки в этом направлении, по мнению большинства театральных критиков, оказались неудачными. И актер сделал из этого необходимые для себя выводы.

Он вернулся к пьесам, уже однажды игранным. Но теперь Редгрейв был обогащен богатым театральным опытом, который он и использовал прежде всего в области комедии. Мы помним, что глава цеха театральных критиков Джеймс Эйгет считал Редгрейва неспособным создать подлинно комический характер — мнение, разделявшееся и многими другими. Актер решил доказать неправоту критика, сыграв сначала Бирона в «Бесплодных усилиях любви» (1949) — роль, явившуюся как бы переходной, — а затем Марло в комедии Голдсмита «Ночь ошибок». Режиссером второго спектакля был Майкл Бентал. Редгрейв блестяще исполнил роль героя, который в одних сценах пьесы робок и застенчив, а в других — ведет себя с фатовской развязностью.

Легенда о неспособности Редгрейва создать комический образ была разбита. Теперь перед актером встала другая задача, которая почти для каждого мастера сцены, а тем более английского, является главной проверкой его дарования.

Гамлет!

Редгрейв еще в любительские годы играл в трагедии Шекспира. Ему было двадцать пять лет, когда он, школьный учитель в Кранли, сыграл Датского принца. На профессиональной же сцене он играл только Горацио (1934) и Лаэрта (1937). Достигнув сорока лет, Редгрейв сказал: теперь или никогда! И стал усиленно готовиться к роли Гамлета под руководством режиссера Хью Ханта. Премьера состоялась 2 февраля 1950 года в театре «Нью». Затем летом того же года этот спектакль был сыгран в Дании в замке Кронборг. В 1958 году в составе труппы Шекспировского мемориального театра Редгрейв играл Гамлета на гастрольных спектаклях в Москве и Ленинграде (в постановке Г. Б. Шоу).

Опасное для этой роли увлечение Редгрейва патологией к этому времени прошло. Он не поддался соблазну, увлекшему некоторых крупнейших актеров Запада, играть эту трагедию в ключе «эдипова комплекса». Гамлет Редгрейва — нормальный человек. Более того, он сам — воплощение идеального человека, которого ищет вокруг, не зная, что именно в нем-то и есть то благородство, которого он не находит ни в ком, за исключением своего друга Горацио.

Гамлет Редгрейва поистине прекрасен. Актер показал здесь удивительную пластичность, грацию, свободу и легкость в движениях, так хорошо соответствующие открытой и благородной натуре Гамлета.

Актер-мыслитель, Редгрейв смог в полной мере проявить в этой роли свойственную ему интеллектуальность. Его Гамлет — не слабонервный человек, а человек большой воли, оказавшийся перед трудной задачей, которую он должен решить не импульсивно, а рационально. Но Редгрейв отнюдь не холоден, в нем есть и чувство, и страсть, которые делают образ датского принца столь человечным.

Мне кажется, ни в чем так не проявилось мастерство Редгрейва в этой роли, как в исполнении монологов. Красота голоса, его свободное звучание, поэтический ритм, ни разу не вступивший в противоречие с логикой содержания, глубокая осмысленность каждой фразы — все это превращало монологи Гамлета в самые яркие моменты спектакля. И зрители прекрасно понимали, что действие тут имеет лишь внешнее значение; главное же состоит в том, как герой осмысливает свое отношение к окружающему миру и как оценивает самого себя.

Английская критика отдала должное мастерству Редгрейва. Гордон Кросс в своей книге «Шекспировские спектакли с 1900 по 1952 год» писал, что Редгрейв ни в чем не уступает Форбс-Робертсону, одному из лучших английских Гамлетов новейшего времени. Высокая степень этой оценки будет ясна нам, если вспомнить, что даже такой беспощадный театральный критик, как Бернард Шоу, признал Форбс-Робертсона лучшим английским Гамлетом.

Другой английский критик, Т. Уэсли, считал, что главным достоинством Редгрейва в роли Гамлета было «совершенное владение вокальной частью роли. Редгрейв настолько чуток к поэтической красоте слова, что мы уже заранее предчувствуем, насколько верно он передаст тончайшие нюансы каждой фразы, любую маленькую частичку всей сложной поэтической композиции. И мы не ошибаемся, он не обманывает ожиданий. Он образцово произносит стих, без всяких выкрутасов, манерности или аффектации, и при этом необыкновенно разнообразно, всегда точно, в совершенстве мелодично».

Задача Редгрейва была здесь тем более трудна, что английские зрители помнили блестящее исполнение Гамлета Джоном Гилгудом и Алеком Гинессом. Редгрейв сумел быть оригинальным в толковании этой богатейшей роли. Нашлись, однако, критики, которые не были вполне удовлетворены; в частности, рецензент «Таймса» Алан Дент. Но Редгрейв отнюдь не из тех актеров, которые дают раз навсегда закрепленный рисунок роли. Его Гамлет с точки зрения исполнения становился со временем все более содержательным и глубоким, так что тот же критик, посмотрев спектакль полгода спустя в Кронборге, признал, что Редгрейв целиком «зажегся».

С постановки «Гамлета» начинается пора полной актерской зрелости Редгрейва. Можно сказать, что актер вступает в классический период развития своего дарования и мастерства. Одну за другой он создает блестящие роли в шекспировском репертуаре: Ричард II (1951), Хотспер («Генрих IV», первая часть, 1951), Шейлок (1953), Антоний («Антоний и Клеопатра», 1953), Король Лир (1953).

Наряду с Гамлетом Лир — труднейшая из ролей, созданных Шекспиром. Пожалуй, она требует еще большего мастерства. Актер, режиссер и знаток Шекспира Роберт Спейт заявил: «Из всех современных Лиров — а их было немало хороших — Редгрейв, по-моему, самый лучший».