Библиотека выживания. 50 лучших книг - Фредерик Бегбедер

на следующий же день после их публикации. Принцип The New Yorker – отстаивать абсурдный юмор, неустаревающие недоразумения, вечные ситуации, напоминающие афоризмы Чорана. Одним из редких случаев, когда журнал рискнул на это пойти, стало изображение Барака Обамы в мусульманском наряде в Овальном кабинете с портретом Бен Ладена на стене. Ставилась цель высмеять крайне правых, которые обвиняли тогдашнего кандидата от Демократической партии в исламо-гошизме в американском стиле и в террористической направленности. Однако такую шутку никто не понял, и журналу пришлось извиняться как перед четой Обама, так и перед читателями.

The New Yorker также избегает непристойности и порнографии. Это довольно фешенебельный, а может, деликатный, иллюстрированный журнал, в зависимости от вашей точки зрения на необходимость произносить грубости для того, чтобы вызвать комический эффект.

Искусство The New Yorker состоит в том, чтобы смешивать утонченную аполитичность и великодушное пуританство. Это не мешает художникам данного учреждения быть такими же вздорными и злобными, как и любой карикатурист Charlie Hebdo (преимущество состоит в том, чтобы не рисковать своей жизнью каждым росчерком карандаша). Их отчаяние выражается изощренными обходными маневрами, такими как «Мыслитель» Родена, Ноев ковчег, два игрока в гольф в костюмчике с галстуком, кенгуру на распродаже или Христофор Колумб, открывающий Америку. А когда они заговаривают о сексе, выглядит это всегда пессимистично, как та женщина, которая после занятий любовью говорит своему парню: «Для тебя тоже все было так себе?» Особенно мы должны гордиться тем, что среди завоевателей столь труднодоступного места есть трое французов: Жан-Жак Семпе, Жан-Клод Флок и Пьер Ле-Тан рисовали на первых полосах The New Yorker, что эквивалентно получению Нобелевской премии за рисунок. Я мог бы процитировать здесь свои любимые смешные сценки, например про умирающего мужчину, который говорит своему внуку: «Мне надо было покупать побольше всякой ерунды», или про двух посетителей в баре, один из которых говорит другому: «В конце концов, думаю, мне придется принять то, что я не могу изменить». Вау, да это дежурная буддийская фраза… но здесь она звучит не смешно, потому что пересказывать рисунок столь же разочаровывающе, как спойлерить, раскрывая концовку фильма. Рисунок составляет единое целое: подписи под ним недостаточно, нужно видеть парня, который с удрученным видом опирается на стойку, слушая, как разглагольствует другой.

Стоит ли говорить, что мой визит в редакцию The New Yorker был для меня большой честью: дух The New Yorker состоит в том, чтобы степенно, если возможно, в костюме-тройке, выражать жестокие и веселые вещи. Я думаю о толпе безымянных людей, которые мечтали бы оказаться на моем месте и проникнуть в святая святых. Я хотел бы разгадать волшебный рецепт и, наконец, открыть для себя Грааль нью-йоркского юмора: приберегу это для следующего абзаца (таков единственный способ, найденный мной, чтобы держать вас в напряжении). Предварительно я хотел бы напомнить, что для писателя The New Yorker является не только мерилом неординарной смешной истории, но и храмом для публикации художественного рассказа в Соединенных Штатах: Джон Чивер, Дж. Д. Сэлинджер и Трумен Капоте боролись за то, чтобы увидеть свое имя на его страницах. Журнал также публикует особо тщательные расследования, написанные как романы: в 1946 году все страницы журнала были отведены для публикации знаменитого репортажа Джона Херси о Хиросиме, а «Хладнокровное убийство» Трумена Капоте впервые было опубликовано там в виде романа с продолжением. В этом журнале Ронан Фэрроу, сын Вуди Аллена, выпустил несколько расследований о деле Вайнштейна, за что The New Yorker получил Пулитцеровскую премию за служение обществу. Мое сердце забилось, едва я вошел в вестибюль Всемирного торгового центра, небоскреб журнального издательства Conde Nast: я заходил в единственный журнал, который держит в своих руках судьбу американской литературы и определяет уровень глобального юмора. В этом здании размещаются Vogue, Vanity Fair, GQ… но, будьте добры, простите меня за снобизм, больше всего меня впечатляет The New Yorker. В то утро в книжном магазине Albertine на Пятой авеню я встретил Боба Манкоффа, сначала работавшего художником, с 1977 по 1997 год, а затем ставшего главным карикатуристом The New Yorker, с 1997 по 2017 год. У него длинные седые волосы и очки как у рок-звезды, чем он напоминает Джоуи Рамона. Это один из величайших гениев нонсенса: он разработал пунктирные линии в черно-белом варианте (вдохновленный импрессионистами), к тому же он автор рисунка, которым я так восхищаюсь, где жена, сидя на диване, говорит мужу: «Прости, дорогой, я не слушала. Ты можешь повторишь все то, что рассказывал мне с тех пор, как мы поженились?»

Конечно, The New Yorker часто расценивается как один из лучших иллюстрированных журналов в мире, но он не совершенен. Все его статьи похожи друг на друга, следуя правилу «одно предложение – одна информация», что придает им однообразный стиль мастерской литературного творчества со всегда оптимистичными выводами, такими как хэппи-энды в голливудских фильмах. Словом, мы вправе не расточать журналу чрезмерно восторженные похвалы. Но это не мешает увлеченно читать его, обсуждать и отмечать тот факт, что, в отличие от The New York Times, он не собирается отказываться от своих юмористических рисунков.

Теперь я раскрою производственный секрет самых смешных карикатур в мире. Боб Манкофф определил пять правил: 1. ничего страшного, если это уже было сделано (пусть успокоятся жертвы канала CopyComic: для юмора важно не то, имитируете вы что-то или нет, а то, способны ли вы подарить миру новую вариацию той или иной вечной ситуации); 2. делайте то, что срабатывает (например, парень, который застает свою жену в постели с другим, всегда смешон); 3. если придумаете нечто новое, тоже хорошо; 4. стремитесь к контрасту с контекстом (Жан-Жак Семпе фантастически иллюстрировал этот принцип в течение шестидесяти лет); 5. пятое правило я забыл.

Во время моей встречи во внушительном актовом зале The New Yorker (с огромными панорамными окнами, выходящими на Нью-Йоркскую фондовую биржу, словно все эти люди были трейдерами, страдающими манией величия, в то время как их навязчивая идея состоит в том, чтобы наилучшим способом изобразить разговор двух выброшенных на берег китов), мне удалось задать вопросы Дэвиду Ремнику, главному редактору, и Эмме Аллен, новой покровительнице карикатуристов (заменившей на посту Боба Манкоффа). Каждый из них рассказал мне о своем методе.

В журнале работает около сорока художников-карикатуристов. Каждый из них предлагает по двадцать рисунков в неделю, но принимается только один. А значит, для каждого выпуска The New Yorker Эмма Аллен выбирает один рисунок из