Том 3. Русская поэзия - Михаил Леонович Гаспаров

Том 3. Русская поэзия читать книгу онлайн
Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. Во всех работах Гаспарова присутствуют строгость, воспитанная традицией классической филологии, точность, необходимая для стиховеда, и смелость обращения к самым разным направлениям науки.
Статьи и монографии Гаспарова, посвященные русской поэзии, опираются на огромный материал его стиховедческих исследований, давно уже ставших классическими.
Собранные в настоящий том работы включают исторические обзоры различных этапов русской поэзии, характеристики и биографические справки о знаменитых и забытых поэтах, интерпретации и анализ отдельных стихотворений, образцы новаторского комментария к лирике О. Мандельштама и Б. Пастернака.
Открывающая том монография «Метр и смысл» посвящена связи стихотворного метра и содержания, явлению, которое получило название семантика метра или семантический ореол метра. В этой книге на огромном материале русских стихотворных текстов XIX–XX веков показана работа этой важнейшей составляющей поэтического языка, продемонстрированы законы литературной традиции и эволюции поэтической системы. В книге «Метр и смысл» сделан новый шаг в развитии науки о стихах и стихе, как обозначал сам ученый разделы своих изысканий.
Некоторые из работ, помещенных в томе, извлечены из малотиражных изданий и до сих пор были труднодоступны для большинства читателей.
Труды М. Л. Гаспарова о русской поэзии при всем их жанровом многообразии складываются в целостную, системную и объемную картину благодаря единству мысли и стиля этого выдающегося отечественного филолога второй половины ХХ столетия.
Таблица 4. Неточные рифмы Брюсова и Блока (в абсолютных цифрах)
Из таблицы видно, что состав неточных рифм у Блока меняется от периода к периоду. В I периоде преобладают рифмы типа Т-П: светом — рассвета, безбожно — ложным, — они составляют 61,5 % всех неточных женских рифм. Во II периоде рядом с ними становятся рифмы типа М-Т: вечер — ветер, забудешь — любишь, фьорды — герольды. На каждый из этих двух типов приходится по 40 % неточных рифм. В III период тип М-Т опять отступает на дальний план и восстанавливаются пропорции I периода: преобладают рифмы Т-П: море — Теодорих, на свете — ветер, — они опять составляют 60 % всех неточных женских рифм. Схема эволюции, как мы видим, та же. Грань между I и II периодами опять проходит по тому же рубежу: в «Стихах о Прекрасной Даме» соотношение рифм Т-П и М-Т — 5:1, в «Распутьях» — 1:7.
У Брюсова состав неточных рифм совсем иной. Решительно преобладающим типом оказывается М-Т: ветвью — вестью, Висби — погибли, берсеркер — ветер; такие рифмы составляют 43 % всех неточных рифм. Тип Т-П составляет лишь 11,5 % и занимает четвертое место. Вообще заменами звука Брюсов, в противоположность Блоку, пользуется гораздо чаще, чем пополнениями: рифмы с элементом М составляют у него 70 %, у Блока (I и III периодов) — 30 %.
При более пристальном рассмотрении рифм типа М-Т можно заметить и более тонкие различия между этими рифмами у Брюсова и у Блока. Подсчитаем отдельно рифмы, выраженные одинаковыми частями речи (вечер — ветер, смерти — ветви, крепче — легче, забудешь — любишь) и различными частями речи (купол — слушал, искры — быстро, Висби — погибли, светит — трепет). Первые воспринимаются как менее резкие: грамматический параллелизм служит как бы некоторой компенсацией неполноты фонетического параллелизма. И вот оказывается, что именно эти менее резкие неточности характернее для рифмы Блока, а более резкие неточности — для рифмы Брюсова: отношение грамматически однородных неточных рифм к грамматически неоднородным у Блока равно 50:50, у Брюсова — 30:70. Блок еще более подчеркивает эту однородность рифм частым повторением одних и тех же рифмических пар: вечер — ветер (4 раза), искры — быстры(й) (4 раза), воздух — отдых, комнат — помнят, пепел — светел (по 2 раза). В русской системе рифм всегда было некоторое количество словесных пар, фонетически не дающих точной рифмы, но узуально допускаемых к рифмовке: волны — безмолвны, можно — должно. Блок своими осторожными вольностями как бы расширяет этот круг узуальных созвучий, Брюсов своими резкими сопоставлениями любого слова с любым как бы сразу вовсе разрывает его.
При более пристальном рассмотрении рифм типа Т-П тоже можно заметить более тонкие различия — на этот раз не между Брюсовым и Блоком, а между ранним Блоком и поздним Блоком. Некоторые из этих рифм сочетают слова, которые могли бы в иных своих формах дать точное созвучие. Так, неточная рифма платье — распятьем служит как бы отголоском точной рифмы платье — распятье, рифма струны — юным — отголоском рифмы струны — юны, рифма ложем — боже — отголоском рифмы ложе — боже. А в других рифмах этого типа сочетаются слова, ни в каких своих формах не дающие точного созвучия: шепчет — крепче, не был — небо, ценим — лени, Теодорих — море, стужа — ужас. Первые фактически еще не расширяют запаса русских рифм, а лишь разнообразят его новыми словоформами прежних слов; и только вторые означают реальное обогащение стиховых средств. Подсчитаем соотношение между первыми, «подобо-точными», и вторыми, «характерно-неточными», созвучиями и мы увидим, что Блок, а с ним вся русская поэзия, лишь постепенно идет от первого типа ко второму. В стихах I блоковского периода отношение «подобо-точных» к «характерно-неточным» равно 100:0; во II и III периодах — 30:70; у Ахматовой (1909–1923) — 50:50; у Маяковского («Облако в штанах» и «Война и мир») — 15:85. Поэты ХХ века отходят от более легких «подобо-точных» рифм к многообещающим «характерно-неточным» так же, как когда-то поэты XVIII века отходили от более легких глагольных рифм к многообещающим неглагольным.
6.2
Эта постепенность указывает нам исток и ход становления неточной рифмы в русской поэзии. Неточная рифма развилась из приблизительной с такой же плавностью, как приблизительная из точной. Исходной нормой, господствовавшей в XVIII веке, была совершенная точность — как фонетическое, так и графическое совпадение послеударных гласных элементов рифмы и по крайней мере фонетическое совпадение согласных элементов: для Сумарокова возможна лишь рифма платье — распятье. Первое ослабление намечается в 1800‐х годах и становится обычным в 1830‐х годах — допускается графическое несовпадение гласных элементов при сохранении фонетического их совпадения: для Лермонтова возможна уже рифма платье — распятья. Второе ослабление намечается в 1840–1850‐х годах и становится обычным к концу XIX века — допускается не только графическое, но и фонетическое несовпадение послеударного (нередуцируемого) гласного при сохранении совпадения согласных: для А. К. Толстого возможна уже и рифма платье — распятью. Третье ослабление намечается на рубеже 1900‐х годов: допускается фонетическое несовпадение не только гласных, но и согласных элементов рифмы, однако лишь в том же кругу слов, в котором были возможны и прежние, более точные созвучия: для раннего Блока возможна уже и рифма платье — распятьем. Наконец, четвертое ослабление совершается в 1900‐х годах — освоенные вольности несовпадения согласных переносятся уже и
