Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Ознакомительный фрагмент

После того, как редакция, захватившая Совет, отвергла со смехом моё предложение мира, я заявил тогда же, что единственным честным выходом считаю съезд…»[319]

Ленин тогда оказался, по сути, перед фактом недостойной фракционности того же типа, что и фракционность троцкистов и «правых» бухаринцев, с которой в 20-е годы пришлось иметь дело уже Сталину.

В одном Сталину было легче – его конфликт с «лидерами» происходил не в подполье, и в своей борьбе с оппонентами Сталин мог опираться на прочное большинство в партийной массе, широко информируемой о сути конфликта через легальную партийную печать.

Однако корни легальных дрязг 20-х годов уходили, как видим, в нелегальные 900-е годы.

В письме Носкову Ленин подробно остановился на оценке меньшинства, на его попытках окончательно овладеть ЦК, кооптировав туда Дана и Троцкого, и т. д., а закончил письмо так:

«Вашего сожаления о том, что нам не пришлось повидаться, я разделить не могу. После ваших проделок с т. Осиповым (Розалия Землячка. – С.К.) и Вашего отношения к данному слову (договор 26 мая 1904 г.) я никаких отношений с Вами, кроме чисто официальных и исключительно письменных, иметь не желаю.

Член ЦК Н. Ленин»[320].

Ленин если рвал с кем-либо политически, рвал и лично. Как уж тепло он относился к Юлию Цедербауму («Мартову»), но когда их политические пути разошлись, разорвались и их товарищеские отношения. Ленин мог порой хитрить, но лицемерие и Ленин лежали в непересекающихся проскостях.

Усиливающийся раскол настроения не поднимал, и чтобы как-то развеяться, женевские большевики стали устраивать вечера. «Очень разгоняли они навеянную всей этой склокой с меньшевиками тоску, – вспоминала Крупская, – и весело было слышать, как залихватски затягивала Зверка (Мария Эссен. – С.К.) какого-нибудь „Ваньку“ и подхватывал песню высокий лысый рабочий Егор… Ильич веселел: эта залихватость, эта бодрость рассеивала его тяжёлые настроения».

Как вспоминала Крупская, рабочий Егор отправился было «поговорить по душам» с Плехановым – даже воротнички по этому случаю надел, но вернулся разочарованный, с тяжёлым чувством. И «Зверка»-Эссен утешала его: «Не унывай, Егор, валяй „Ваньку!“…»[321]

Сложившееся положение в РСДРП и позицию Ленина хорошо характеризует письмо, которое Владимир Ильич в декабре 1904 года направил из Женевы в Россию, озаглавив его «Папаше от Ленина»…

«Папаша» – это Максим Максимович Литвинов (1876–1951), а точнее, Макс (Меер) Валлах, после Октября 1917 года крупный советский дипломат, с 1930 по 1939 год нарком иностранных дел СССР. К тридцатым годам Литвинов оброс жиром телесным, да и духовным, не был чужд привычек сибарита, однако начинал он свою жизнь в революции очень даже по-боевому.

Родился Литвинов в еврейском Белостоке и воспитывался в еврейских хедерах, однако натуру имел скорее казацкую – молодым он и похож был на запорожца со своими пышными усами. Полицейская ориентировка 1902 года сообщала о нём: «рыжий шатен, роста 2 аршина 6 вершков (169 см. – С.К.), телосложения здорового, глаза голубовато-серые, лицо круглое, лоб широкий, нос прямой…»

Отслужив недолгую военную службу вольноопределяющимся, Макс уже в 1899 году становится социал-демократом, его кооптируют в Киевский комитет РСДРП, а в апреле 1901 года он оказывается за стенами киевского Лукьяновского замка.

В тюрьме знакомится с программой ленинской «Искры» и полностью её принимает.

Из Лукьяновской тюрьмы не смог убежать никто на протяжении целой четверти века. Однако в августе 1902 года Макс вместе с десятью «политическими» товарищами, среди которых был и знакомый читателю Гальперин, совершает дерзкий побег прямо из прогулочного двора.

Между прочим, в числе бежавших 11 «искровцев» был Николай Бауман («Грач»), позднее убитый 18 октября 1905 года черносотенцем во время демонстрации, организованной Московским комитетом партии.

Вскоре Макс оказывается в Пруссии, и биография его на несколько лет становится вполне захватывающей… Он – агент «Искры» и партийный «техник» с очень тонкой специализацией: закупка и переправка в Россию оружия, а также литературы.

У каждого крупного большевика имелось по нескольку псевдонимов, но у Макса Валлаха, несмотря на то, что литературными трудами он не занимался, их было особенно много: «Папаша», «Феликс», «Граф», «Ниц», «Лувинье», «Кузнецов», «Латышев», «Теофилия», «Максимович», «Гаррисон», «Казимир»… Причиной этой вереницы кличек был вынужденно пёстрый образ жизни и вынужденно частая перемена мест.

Вот этому-то «Папаше» Ленин и писал из-за границы:

«Дорогой друг! Спешу ответить на Ваше письмо, которое мне очень и очень понравилось. Вы тысячу раз правы, что надо действовать решительно, революционно и ковать железо, пока горячо. Согласен также, что объединять надо комитеты большинства, Необходимость русского центра и здешнего органа ясна теперь всем нам. Рядовой (А. А. Богданов, тогда большевик, – С.К.) работает вовсю, привлёк участников, отдаётся целиком сам и всеми силами ищет миллионера с немалыми шансами на успех. Наконец, Вы тысячу раз правы также, что надо действовать открыто…»[322]

Говоря о необходимости «ковать железо, пока горячо», Ленин имел в виду не форсирование революции, а назревший партийный съезд, и даже не столько его, сколько необходимость расставить все точки над «i» в отношениях с меньшевиками и создать крепкий партийный центр. Он описал «Папаше», как ему видится организационная сторона, очень живописно рассказал о том, что уже делается и пояснил:

«Я считаю совершенно бесполезным предъявлять ультиматум ЦК и Совету. ЦК лицемерит, я теперь ни секунды не сомневаюсь, что они всецело продались меньшинству и идут всецело и безусловно на подделку съезда. Не надо делать себе иллюзий. Теперь, когда все центры у них, они имеют тысячи средств и они уже начали это. Мы докажем это печатно, анализируя решения Совета… Мы конечно, стоим и будем стоять за съезд, но надо трубить повсюду, что они уже подделывают съезд и что мы разоблачим подделку. Фактически же я теперь отвожу девятое место съезду, а первое – органу и русскому центру. О нелояльности смешно говорить, когда нас прямо толкнули на это, войдя в сделку с меньшинством. Это ложь, что тайная организация меньшинства распущена, нет, в эту тайную организацию вошли три члена ЦК, вот и всё. Все три центра составляют теперь тайную организацию против партии. Этого только дурачки не видят. Мы должны ответить открытой организацией и разоблачить их заговор…»[323]