Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

хотя ей семьдесят два года и в старости она потеряла все, что у нее было, есть много молодых людей, о которых я беспокоюсь больше и за которых я испытываю больше тревоги. Ее мужество, совершенно спонтанное и естественное, оно даже не осознается. Она перенесла самые сокрушительные удары в жизни, не думая о том, что когда-нибудь будет повержена, не представляя, что можно еще что-то сделать, кроме как вынести их и пережить, и, конечно, с человеком такого типа никогда не возникает вопроса о поражении или неудаче. Даже если она потеряет все свои материальные ценности, она ничего не потеряет в себе, потому что она непобедима. Я написал небольшой рассказ, который через несколько дней появится в журнале «Скрибнерс». Он называется «Паутина Земли», и мой друг, Максвелл Перкинс, который знает вас и чье слово в подобных делах значит для меня не меньше, чем чье-либо другое, говорит мне, что это великолепная вещь, не уступающая ничему, что я когда-либо писал. …Я еще никогда не просил никого прочесть ни одного написанного мною слова, но если у вас будет время, и вы увидите экземпляр июльского «Скрибнерса», я хотел бы, чтобы вы его прочитали.

Есть еще одна вещь, которая приходит мне в голову: я написал и рассказал о своей истории матери… Я знаю, что она поймет его и увидит, что все в порядке, и мне кажется очевидным, как и Максу Перкинсу, что история была написана во славу человека, а не для его поражения. Как вы, возможно, знаете, два года назад я пережил не лучшие времена из-за некоторых людей, которые говорили и думали о моей первой книге в Эшвилле. Сейчас мне кажется невозможным, чтобы в этой истории было что-то, что могло бы вызвать повторение того недоразумения, но я не хочу, чтобы мою мать беспокоило внимание любопытных людей, чей единственный интерес к книге заключается в попытке выяснить, действительно ли Джим Смит – это Оскар Браун, произошло ли когда-нибудь такое-то и такое-то событие и так далее. Как я уже сказал, я не думаю, что на этот раз их глупость может довести их до таких бездн, но если вы прочтете эту историю и она вам понравится, я буду благодарен вам, если вы напишете моей маме и скажете ей об этом, и что если в мире нет людей хуже этих, то есть большая надежда, что он еще может быть спасен. А пока еще раз спасибо за ваше письмо и приглашение…

Ваш, Том

Вулф написала эту записку Теодору Бернштейну, сыну миссис Бернштейн, на обороте ее письма от июня 1932 года, но, видимо, решил не отправлять его.

Теодору Бернштейну-младшему:

Нью-Йорк

Июнь 1932 года

Я хочу сказать тебе следующее: если в тебе осталась хоть капля гордости или порядочности, ты позаботишься о том, чтобы твоя мать больше не позорила себя и свою семью, умышленно бегая за кем-то на двадцать пять лет моложе себя и делая все возможное, чтобы разрушить его жизнь. Я здесь и сейчас требую, давно исчерпав все другие средства, чтобы ты проследил за тем, чтобы твоя мать больше не пыталась увидеть меня или каким-либо образом общаться со мной[.]

Джулиану Миду

Коламбия Хайтс, 111

Бруклин, Нью-Йорк

7 июля 1932 года

Дорогой Мид:

Вчера я получил ваше письмо и приложенную к нему статью. Я считаю, что вы проделали хорошую работу, и не думаю, что в настоящее время я мог бы предложить какие-то изменения. Но, поскольку вы говорите, что это первый набросок, я сделаю то, что всегда собирался сделать – посылаю вам длинное письмо, которое я написал вам несколько месяцев назад в ответ на список вопросов, который вы мне прислали, и который я так и не отправил по почте [Письмо от 1 февраля 1932 года]. Я перечитал это письмо и думаю, что в нем содержится более подробный ответ на ваши вопросы, чем в любом другом, которое я вам уже отправил, и поэтому я посылаю его в надежде, что оно вам еще пригодится. В вашей собственной статье я позволил себе внести одно или два небольших изменения в те фрагменты, которые вы цитируете, хотя вы совершенно правильно поняли, что я имел ввиду. На странице 7 встречается фраза «шумиха, сплетни», «hoop-de-doodle», и я собираюсь изменить ее по разным причинам, в основном потому, что «hoop-de-doodle» [для чего нет определенного названия] не принадлежит к моей собственной манере речи и, вероятно, является шаблонной. Точно так же я меняю фразу «вонючая рыба» и следующее за ней предложение, потому что оно тоже звучит для меня немного неловко, хотя и отражает то, что я имею в виду.

Единственное, что я могу сейчас уточнить, это очень приятная вещь, мой протест очень слабый, и если вы возьмете на себя ответственность за это заявление, я ничего не скажу по этому поводу. В одном месте вы называете меня очень ученым человеком и говорите обо мне, что я читаю и свободно говорю на нескольких языках и что я знаток греческого и латыни. Хотелось бы, чтобы все это было правдой, но боюсь, что это несколько выходит за рамки реальных фактов. Единственное, за что я действительно чувствую себя виноватым, так это за греческий и латынь. Я все еще могу читать Гомера, и верю, что все еще могу сразиться с Ксенофонтом, и все еще могу читать Цезаря, могу довольно хорошо справиться с Катуллом, но я с сожалением должен сказать, что все скромные достижения, которые я, возможно, когда-то имел с древними языками, я растерял. Я читаю по-французски и по-немецки, причем довольно сносно, особенно по-французски, на котором я могу читать примерно так же хорошо, как на своем родном языке. Я проделал огромный объем работы по чтению, делаю это признание без оговорок. Вероятно, все эти объяснения излишни, хотя меня чрезвычайно обрадовало ваше мягкое недоверие в отношении моей образованности, я не могу пропустить его мимо ушей, не пробормотав несколько слов полусерьезного протеста, сказав все это. Остальное зависит от вас.

Мне приходит на ум одно возможное изменение или усиление акцента. Вы упомянули о том, что я много работал, пытаясь научиться использовать свой материал наиболее эффективным образом. Я думаю, вы могли бы даже несколько подчеркнуть тот факт, что большая часть моих трудов, и проблем в настоящее время, связана с тем, что у меня слишком много материала, с которым приходится иметь дело, и, как следствие, с тем, что мне приходится прилагать усилия, чтобы найти