Ант Скаландис - Братья Стругацкие

БН помнит, как ему вручал книжечку именно Прокофьев — толстый, одышливый, налитый малиновой кровью, очень похожий на Хрущёва. Проворчал какие-то поздравления и пожал руку. Спустя годы даже вспоминать неловко, а ведь как это было важно тогда: получить официальный статус, «утвердиться в глазах общества», в глазах пулковского начальства, как минимум!

Они не рвались в СП отчаянно, как некоторые, но всё-таки это было необходимо им. Вот что пишет АН брату 12 марта 1963 года:

«Ну, что сказать об ССП? Я не совсем понимаю, чего ты ожидаешь от этого. Если тебе необходимо просто членство в организации, как сепия каракатицы для защиты от обвинений в тунеядстве, то гораздо проще и надежнее сделать так: пойди к Дмитревскому, выясни, где там у вас существует горком (правильно — группком. — А.С.) литераторов, подай туда заявление и отнеси какую-нибудь книжечку. Тебя примут, и всё будет в порядке, будешь платить взносы как в профсоюз, будет тебе идти стаж, бюллетень будет оплачиваться и пр. И это делается быстро, в два-три м-ца. От участкового это нормальная защита, я уже не говорю, что для участкового достаточно показать договоры и готовые книги. И никто тебе ничего не скажет, откозыряет и уйдёт».

Но, конечно, им хотелось иметь все права, в том числе и на получение путевок в дома творчества (раз в год — даже бесплатно), и на денежные ссуды в Литфонде (иногда — даже безвозвратные). Ну и, разумеется, — что греха таить? — слово ПИСАТЕЛЬ в те времена звучало гордо.

АН отметит в дневнике 25 февраля 1964-го:

«21-го сообщили, что нас приняли в ССП. До того надоело, что даже не радостно. От поздравлений тошнит».

Но в тот же день он пишет БНу удовлетворенно и чуточку иронично:

«…Не пора ли тебе, член Союза Писателей, подумать о профессионализации? Это бы во многом облегчило проблему встреч. Мы бы могли работать в Переделкине, в Комарове, в Малеевке, хоть всю зиму, наезжая на день-другой в город и не мучая маму».

Любопытно добавить пару лирических штрихов ко всей этой истории. АН уже года четыре был совершенно своим человеком в ЦДЛ и во всех писательских компаниях, тем более что любил посидеть в тамошнем ресторане. А БН исправно посещал секцию фантастики, другие заседания, был членом актива, короче, в своём кругу его тоже знали. Однако к самому Дому писателей на улице Воинова (ныне — Шпалерная), расположенному практически напротив знаменитого Большого Дома и среди литераторов игриво именовавшемуся Писдомом, относился БН несколько иначе. Вот характерная запись в его дневнике от 25 октября 1961-го:

«…Ходил в писдом. Как вошел — стало уныло. Это учреждение, служба. Не знаю, чего я ждал — ярких современных комнат, толпы народа с трубками в зубах, огромных кресел с беседующими легко и интересно. Предложили раздеться. Я сказал, что я писатель, и швейцариха тонко заулыбалась. Раздеваться надо в подвале, похожем на курительную перед общественным клозетом. На вешалке симпатичная тетя взяла у меня плащ и заявила:

— Кошки и собаки куда лучше людей.

— Почему?

— Люди уж такие гадкие стали, такие гадкие.

Я выразил надежду, что ко мне это не относится, она подтвердила. Лестницы какие-то ущербные и похожи на заплёванные. Я всё ждал почему-то, что запахнет солями аммиака. В пустой комнате меня приняла очень милая старуха — армянка или еврейка. Но, поняв, что я и сам не знаю, чего хочу, помрачнела и перестала улыбаться. Впрочем, была очень любезна, дала адрес Г. Самойловича Гора. „Напишите ему открытку, м.б., он даст вам возможность выступить с чтением отрывков — по линии политпропаганды…“ Я завял и ушёл».

Другой социально-бытовой проблемой, волнующей обоих братьев, становится воспетый Булгаковым квартирный вопрос. Регулярно получаемые гонорары на фоне других заработков, от которых ни тот, ни другой ещё не отказались, заставляют всерьёз задуматься именно в 1963-м об улучшении жилищных условий. Правда, БН долго выбирает, на что потратить деньги, на квартиру или на машину — так хочется иметь свою, а не прокатную! А ведь и впрямь в то время не только новая «Волга» (которую ещё поди купи!), но и новый «Москвич» стоят если не столько же, то вполне сопоставимо с ценою кооперативной квартиры. Шесть тысяч рублей — первый взнос (сорок или пятьдесят процентов) за двухкомнатную квартиру в районе метро «Парк Победы» — эта сумма, для большинства тогдашних граждан почти фантастическая, для успешного писателя- фантаста оказывается вполне реальной. И его мудрая жена принимает решение: конечно, нужна квартира. Покупка её, то есть вступление в кооператив — дело новое, незнакомое (собственно, это был всего лишь второй в Ленинграде квартирный кооператив), поэтому процесс затягивается, и молодая семья с четырёхлетний Андрюшкой справляет новоселье только в мае 1964-го.

У АНа всё намного сложнее и тянется, как мы знаем, уже давно. Во-первых, если вдуматься, без собирающихся съехать Нины Евгеньевны и Лёшки не так уж и тесно будет в их профессорской трехкомнатной. Всё строго по старой еврейской притче, когда раввин посоветовал взять в дом всю скотину, а потом выгнать. Правда, родственники реально съедут несколько позже, но освобождение от них уже витает в воздухе. Во-вторых, Аркадий с Леной прижились уже, пригрелись, а для АНа всегда характерна была тоска по насиженному месту и страшная лень во всем, что связано с бытом. В-третьих, дурацкая надежда тлеет: а вдруг дадут жилплощадь нахаляву от издательства или от Союза писателей. В- четвертых, зачем девочек от школы отрывать — пусть уж доучатся. В общем, покупка квартиры так и отложится у него ещё на добрых девять лет, когда всё это станет уже существенно дороже.

А в 1963-м, под лето, они ограничиваются тем, что делают ремонт в квартире и покупают новую мебель. Борис приехал и ахнул — до того все преобразилось.

А перед самым его приездом, 27 и 28 мая, АН успел побывать в Харькове, командированный опять издательством «МГ» вместе с Днепровым и Громовой. Впечатление от встреч с тамошними любителями фантастики у всех троих самое положительное. Фантастов в те годы в любом городе страны помнили, знали и ждали. Это — по-настоящему здорово. Это было могучим стимулом к работе.

И ещё событие (есть даже точная дата — 25 апреля): тесть и тёща едут выбирать дачу на лето. Нет, не покупать (хотя опять же могли бы) — просто снять на лето. Но снимут не на один сезон, а на долгие годы, и главное, где снимут: в деревне Дунино под Звенигородом, в двух шагах от дома Михаила Михайловича Пришвина (там сейчас музей). Что ещё более существенно, их соседями станут Тимур Аркадьевич Гайдар и Ариадна Павловна Бажова — ещё одна замечательная литературная семья. Удивительно, что АН познакомится с ними лишь через двадцать лет, зато маленькая Маша Стругацкая и маленький Егор Гайдар подружатся прямо тогда. История их отношений — в общем, не тема для нашей книги, а вот почему АН так редко бывал на даче, мы объясним. В 1963-м он вообще не выберется туда ни разу: слишком много работы в Москве и в Ленинграде, даже летом, а отдыхать он предпочитает на Юге или в Прибалтике: там комаров нет, а море есть. Вот запись в дневнике от 25 июня 1964 года: