Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман

Ла-Хойя оказался городом богачей, фешенебельным курортом с дорогими магазинами, которые она не могла потянуть, сбережения таяли, а новые не поступали (от алиментов она отказалась и трудоустраиваться не спешила). Ла-Хойя, жемчужина южной Калифорнии, была ей не по карману. Через несколько месяцев она вернулись в Принстон, но теперь уже в съёмную квартиру. Дом на улице Вильсона, к которому она привыкла, уже не продавался, но, хотя можно было найти нечто подобное, средств на покупку не оставалось. Она вновь отдала Ольгу в дорогую католическую школу Святого Сердца, не доверяя государственной, и, обжёгшись, продолжила поиски недорогой и уютной жизни. Финансы иссякали, новые пополнения при её образе жизни не ожидались. В конечном итоге в августе 1982-го это привело её в Англию.

* * *

Можно сказать, что в Англии она оказалась случайно. Не доверяя американским государственным школам, она занялась поиском частных европейских школ-пансионов, нацелилась на Швейцарию (Ольга даже сдала успешно вступительный экзамен в школу Св. Георгия около Монтре), но, когда выяснилось, что в Швейцарии Светлане не дадут статус иностранного резидента, переориентировалась на Англию. В августе 1982 года они поселились в Кембридже, а Ольга оказалась в квакерской школе-пансионе.

Помимо Кембриджа в Англии у неё были другие возможности, имя отца продолжало действовать, с ней охотно знакомились, предлагали помощь и даже работу. Один знаменитый оксфордский академик, приглашая поселиться в Оксфорде, познакомил со своим издателем, который предложил ей написать третью книгу (предполагая, что она будет о Сталине) и обещал издать её. Благодаря его стараниям ей выдали одногодовую визу с правом продления, как писателю, живущему литературным трудом. Был другой вариант: ей предложили поселиться в Лондоне и работать на Би-би-си, в радиовещании на Советский Союз, от чего она отказалась, не желая быть вовлечённой в политику, хотя достаточно много уже сказала первыми двумя книгами.

Итак, распрощавшись с Принстоном и перевезя домашнюю утварь на сохранение в тихий Висконсин, с которым связаны были приятные воспоминания и куда Светлана намеревалась вернуться на постоянное место жительство, она переехала в Англию и почти сразу же совершила новый кульбит: из епископальной церкви перешла в католичество.

Она писала, что с русской зарубежной православной церковью рассталась в США из-за её раздробленности и политических разногласий, оправдывая свои поиски тем, что христианство для неё – «это всеобъемлющая всечеловеческая вера, охватывающая все расы и национальности». Этому отвечала, по её убеждению, римско-католическая церковь.

Через четыре месяца, 13 декабря, в день Св. Лючии, Лана Питерс стала прихожанкой церкви Св. Марии и Всех Английских Мучеников. Каждое утро она приходила к причастию. Зимой 1984-го она провела несколько дней в маленьком приюте на восточном берегу Англии, при монастыре Св. Марии в Суффолке.

Такие вот непредсказуемые перевоплощения дочери семинариста и генералиссимуса. Но её ждал ещё один сюрприз (как ей казалось тогда, ниспосланный Свыше): едва она перешла в католичество, в середине декабря в её кембриджской квартире раздался телефонный звонок. Через 15 лет она вновь услышала голос сына…

* * *

Поселившись в Кембридже и чувствуя, как иссякают финансы, ободрённая английским издателем, обещавшим издать третью книгу, она принялась за работу. Ей удалось опубликовать рассказ «Девяностый день рождения», вошедший в благотворительный сборник рассказов известных английских писателей и общественных деятелей[100]. Попала она в соавторы исключительно благодаря имени своего отца.

Попытка опубликовать сборник рассказов о её жизни в Америке закончился неудачей: издатель вежливо объяснил, что для коммерческого успеха цельная книга более привлекательна.

Она закончила третью автобиографическую книгу, «Далёкая музыка», которая не заинтересовала издателей ни в Англии, ни в США. Как личность она ничего не создала, не была известным учёным, литератором, артистом или политическим деятелем, её известность связана была с именем отца – о нём хотели читать и слушать, а её личные переживания, переезды, женитьба и развод никого не интересовали. Она не Марлен Дитрих, не Мэрилин Монро и не Элеонора Рузвельт.

Ей повезло, что в Лондоне оказался Тикки Кауль, старый друг Сингха – бывший посол Индии в Китае, в СССР и в США, ставший членом правления ЮНЕСКО. Когда-то он вывез в Индию рукопись «Двадцати писем к другу». Не разобравшись, полагая, что «Далёкая музыка» будет иметь такой же успех, как и две предыдущие книги, он вывез её в Индию, где она была опубликована на английском языке в августе 1984-го с правом продаж в Индии, Пакистане и Бангладеш. Гонорар три тысячи рупий ей не заплатили, издатель сетовал, что название неудачное, читатели думали, что это книга о музыке, и не покупали её. Хотя на самом деле из деликатности он солгал, выдумывая оправдание неудачи, – как личность, она никого не заинтересовала.

И даже как переводчица она не заинтересовала издателей. Она познакомилась с известным индийским философом и писателем Джидду Кришнамурти и взялась переводить на русский язык его «Дневник». Усилия оказались потрачены зря: издатели посчитали, что книга не будет прибыльной, русскоязычной эмиграции индийский философ неинтересен. Светлане не повезло: книги Кришнамурти начали издаваться в России после развала СССР, и, возможно, в новое время её перевод был бы востребован.

* * *

– Мама, это ты? – услышала она в декабре 1982-го голос сына и обомлела.

Светлана хорошо знала Осю, он был осторожен и боязлив, на рискованные решения не способен, и если он позвонил, долго спокойно разговаривал и настойчиво уверенным голосом просил звонить в любое время, когда она пожелает, то что-то стряслось. По собственной инициативе, решила она, он никогда бы не осмелился на звонок, который она связала с начавшимися в Москве переменами – 12 ноября Леонида Брежнева на посту Генерального Секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума Верховного Совета сменил Юрий Андропов.

Мать и сын обменивались телефонными звонками и письмами весь 1983 год. Ося и его новая жена Лида призывали её приехать в Москву, отказываясь рассматривать любой вариант, связанный с вызовом их в гости в Англию. В 1984 году контакты продолжились. Но от Кати, вулканолога по профессии, живущей на Камчатке, вестей не было, и, судя по разговорам с Осей, брат с сестрой не поддерживали дружеских отношений.

Прошло 17 лет после того, как Светлана стала невозвращенцем; 17 лет она жила спокойно, сознательно обрекла себя на разлуку с детьми, понимая, что в обозримом будущем их не увидит, в первую очередь думая о себе и о публикации «Двадцати писем». Она похоронила в себе чувство тоски и ни разу не предприняла попытки с ними увидеться. Даже в 1975 году, когда у неё появился шанс