«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

сотрудничество принимало, прежде всего, форму систематического обмена мнениями. Каждый раз, когда Эдуард приезжал в Шанхай, мы втроем (вместе с Максом) обсуждали как организационно-агентурные вопросы, так и военно-политическую обстановку в Китае. В отдельных случаях мы совместно составляли для Центра доклады с выводами-обобщениями о военно-политической ситуации в стране. Мы с Максом составляли также телеграфные сводки о политическом положении.

Интенсивность нашего сотрудничества с легальным аппаратом обусловила необходимость довольно частых встреч с Эдуардом (приезжал из Нанкина в Шанхай один раз в 7—10 дней), Максом (потом Борисом), Градовым, Саметом. Кроме встреч, вызванных нашим взаимодействием в агентурной работе, приходилось встречаться по делам связи: для передачи нашей почты, получения почты и денег из Центра.

Как обеспечивалась конспиративность этих встреч с разведчиками под официальным прикрытием? Шанхай, несмотря на огромные размеры и многомиллионное население, не имел с конспиративной точки зрения преимуществ крупного города. Иностранцев здесь было относительно немного, следовательно, нельзя было затеряться в толпе, как это можно было сделать, например, в Берлине или Париже.

Мы практически не могли пользоваться для встреч кафе и ресторанами. Сеть кафе в Шанхае была вообще мала, а таких, которые посещались иностранцами, было всего несколько на весь город. Иностранцы преимущественно встречались друг с другом в своих клубах. Имелись два-три ресторана, широко посещаемых иностранцами, но там бывало столько всякой публики, что наши встречи с сотрудниками резидентуры под официальным прикрытием неизбежно были бы установлены, тем более, что шанхайская полиция, как мы считали, проводила в кафе и ресторанах стационарное внутренне наблюдение за советскими гражданами.

Короткие встречи (для получения – передачи почты) мы назначали на улице, но для длительного обсуждения вопросов улица не всегда подходит, приходилось встречаться на квартирах – моей, Макса или Самета. Два-три раза мы встречались на квартире Коммерсанта» (выделено мной. – М.А.). Встречи на квартирах, по свидетельству «Абрама», обставлялись следующими мерами «конспиративной предосторожности»:

– прежде всего, тщательно выбирались сами квартиры. Как впоследствии писал Макс, «к отбору домов отношение было довольно строгое и каждый дом проверялся (особенно в отношении советских жильцов)… Выбор дома для квартиры Абрама был довольно удачен: без лифта, без сторожа у входа, на тихой улице». Встречи проводились лишь в отсутствие боя, который мог сообщить полиции о посетителях;

– отправляясь на встречи, тщательно проверялись на предмет наличия слежки. Выглядело это следующим образом: выходя на встречу с «Абрамом» «Эдуард» предварительно удостоверялся, что никакая машина за ним не следует; некоторое время он кружил по городу, потом оставлял машину в каком-нибудь тихом, хорошо просматриваемом переулке, на достаточном расстоянии от квартиры «Абрама», и только после этого отправлялся пешком на встречу с нелегальным резидентом. «Макс» жил в огромном пятнадцатиэтажном доме, со многими сотнями квартир, с бесконечными коридорами и лифтами. Отправляясь с ним на встречу «Абрам» всегда поднимался на два-три этажа выше, чем жил «Макс»; выйдя из лифта, кружил по коридору, якобы в поисках нужной квартиры; убедившись, что никто за ним не следует, «Абрам» пешком спускался по лестнице на этаж, где жил «Макс», и входил в квартиру лишь тогда, когда поблизости не было никого, кто мог бы заметить его приход.

Напрасно «Абрам» гордится тем, как соблюдал «конспирацию», встречаясь с советскими разведчиками под прикрытием, один из которых – «Эдуард» – был военным атташе в Нанкине. К конспирации перечисленные им ухищрения не имеют никакого отношения. Встречаться с советскими представителями иностранцу по легенде было категорически запрещено, тем более на своей квартире или на квартире советского разведчика. В крайнем случае, речь могла идти об использовании конспиративной квартиры. Использование в качестве таковой квартиры «Коммерсанта» – Войдта советскими разведчиками под прикрытием должно было неизбежно привести к его «засветке».

Полиции, однажды проследившей, кого посещает «Абрам» или к кому приезжает «Эдуард», незачем следовать за «объектом», сколь бы долго ни ходил «Абрам» по этажам дома, где проживал «Макс», и сколько бы ни кружил по улицам незнакомого ему Шанхая «Эдуард», в итоге появляясь в доме, где проживал «Абрам».

Наиболее значительным результатом и образцом сотрудничества двух аппаратов была вербовка № 209 с передачей его нелегальному аппарату. Обработка материалов, поступавших от этого агента, получила название шанхайского «конвертного хозяйства».

«В феврале мес. 1934 г., – докладывал в 1936 году „Градов“, – я познакомился с будущим номером 209. Он оказался культурным человеком, симпатизирующим нам, ненавидящим американцев за то, что они его не продвигают на работе, и японцев за их агрессию в Китае и отобрание у него всего имущества в Маньчжурии. Постепенно он начал мне давать материалы, вначале пустячного характера, а затем, начиная с апреля-мая, материалы большой ценности. К этому периоду я передал связь с ним по распоряжению тов. Чернова („Овадиса“. – М.А.) – Абраму, которого я в то время не знал».

«Градов» познакомился с будущим № 209 через инспектора-китайца, который знал его по Харбину. С марта 1934 года № 209 стал секретарем коммерческого отдела шанхайского генерального консульства одной из иностранных держав. Материал, который ранее получали от агента, не оставлял сомнений в его агентурной ценности. Было ясно, что агент мог поставлять не только документы, отражавшие деятельность коммерческого атташе и в ограниченной мере интересовавшие военную разведку, но и материалы, ценность которых была очевидна: доклады военного атташе об авиационных базах в Китае, о поставках оружия в Китай, о японских планах по наращиванию своего присутствия на материке и т. д.

От агента поступали материалы четыре раза в неделю, и «Абраму» приходилось встречаться с ним восемь раз, с учетом возврата скопированных материалов. В дни, когда встречи не были назначены, «Абрам» звонил 209-му по телефону и обусловленными фразами спрашивал о возможном поступлении срочных материалов, чтобы не прозевать конверты с документами, которые оставались в генеральном консульстве не больше суток.

Часть материалов поступала в обычном виде: «Это были секретные документы, взятые из секретных папок, или (реже) секретные материалы, предназначенные для отправки за пределы Шанхая и передававшиеся нам в незапечатанных еще конвертах. Другая часть материалов 209-го, качественно наиболее важная, а количественно все увеличивавшаяся, передавалась нам в конвертах, запечатанных сургучными печатями». Трудный технический вопрос вскрытия конвертов разрешался вначале вполне примитивно – при помощи пара. «Эта работа была сопряжена с большими опасностями. Достаточно чуть-чуть повредить сургучную печать при ее снятии или оторвать кусочек прилипшей к печати конвертной бумаги – внимательный глаз получателя пакета заметил бы, что над ним произведены какие-то операции. Подобный метод вскрытия конвертов требовал исключительно тонкой и тщательной работы, полнейшего сосредоточения внимания. К счастью для резидентуры, работником с такими качествами оказалась радистка резидентуры, ставшая и ее фотографом».

Однако долго так действовать было нельзя – малейшая невнимательность при обработке пакетов могла иметь губительные последствия.