Кино Ларса фон Триера. Пророческий голос - Ребекка Вер Стратен-МакСпарран

Ею овладевает не просто зло в целом, а конкретная сила Сатаны и сестер, его демонов, что становится все более очевидно с развитием сюжета, как и Ее проактивная роль в падении Ника. В Прологе медведь привязан к воздушному шару, дразняще парящему над его кроватью, у детского монитора отключен звук, дверка манежа и окно не заперты. Ник замечает, как хмурится «маленький странный плюшевый мишка» (von Trier, 2008, с. 2) с необычно скривленным ртом. Объектив камеры следует за Ником, открывающим дверку манежа. Ребенок остается вне фокуса, пока камера наблюдает за тем, как он смотрит на своих родителей, занимающихся любовью. Фокус переключается на него, когда он поворачивается к камере и смотрит прямо в объектив, противоестественно спокойный, но доверчивый. В следующем кадре мы видим открытое окно. Ник подвигает стул к окну, взбирается на карниз и делает шаг наружу. Он повыше поднимает хмурого медведя, чтобы тот мог лучше видеть, и поскальзывается, падая в чрезвычайно замедленной съемке. Когда они падают, головы Ника и медведя выгибаются назад, а перекрестный монтаж показывает голову его матери, также выгибающуюся назад. Он грациозно плывет по воздуху к земле без страха с выражением спокойствия на лице. Кадры идентичных движений Ника и его матери сменяют друг друга, пока он, наконец, не ударяется о землю, тематически соединяя параллельные движения в голове зрителя. Это первый намек на ее виновность.

Крупный план показывает медведя, упавшего на землю с преувеличенной задержкой. В следующем кадре мы опять видим Ее, но она встревожена, только когда на землю падает медведь, а не ее сын. Лишь в этот момент Ее глаза открываются и радостно смотрят вверх. Это говорит о том, что хмурый медведь – нечто большее, чем мягкая игрушка. Сам факт присутствия медведя, а также выбор моментов для его появления, от дразнящего парения в воздухе до падения, на котором особо фокусируется камера, наводят на мысль, что он является инструментом либо проводником. Сцена повторяется во флешбэке в конце фильма, четко давая понять: Она знала, что Ник забирается на подоконник, так как Она «вспоминает» об этом (von Trier, 2008, с. 67). Она пособница медведя и его действий.

Ее одержимость становится еще более ярко выраженной, когда Она возвращается домой из больницы и Он берет на себя ее лечение. Все во тьме, включая Его и Ее. Она целует Его в кровати, но отстраняется столь же внезапно, когда на экране появляется статичный кадр ярко освещенных белых берез, изгибающихся дугами в черном лесу. Кадр сопровождается низким ревом и гудением сатанинского звука, созданного с помощью аудио-дизайна Кристиана Андерсена, который использовал проглоченный микрофон для записи внутренних звуков тела (интервью с DVD). Кадр исчезает, и его сменяет сверхкрупный план ее дергающегося глаза и участившегося пульса, показывающий начало приступа тревоги. Зритель тактильно погружается в ее панику благодаря сверхкрупным планам, сюрреалистичным и похожим на сон: Ее бешено бьющееся сердце, блестящая от пота грудь, трясущаяся рука – чрезвычайно интимно запечатленные на объектив Lensbaby[86] (Antichrist, 2009), при помощи которого возможно вручную наклонять, перемещать и размывать плоскость вокруг точки фокусировки (Crazy Bokeh, n. d.). Появляется еще одна вставка: заросли терновника или похожие на кости голые ветви наверху в ночи, ярко, неестественно освещенные, с движущимися черными тенями, их дополняют странный звук и ее телесная паника. Без этих образов и звука происходящее могло бы сойти за обычный приступ тревоги, но я полагаю, что дополнительные элементы изображают ее одержимость. Приступ завершается кадром, где ясно видны ее затылок и шея. Это изображение снова возникает во время наплыва и сверхкрупного плана Ее волос, когда она следует за плачем ребенка в холмах Эдема; Его головы и шеи во время жестокого секса под Эдемским деревом; и во время Его «приступа тревожности» ближе к концу фильма. Задняя часть шеи известна как уязвимое место, через него злые духи проникают в людей, часто бывающих одержимыми. Пощечина считается одним из методов, с помощью которого можно не дать духам попасть внутрь человека в неподходящее время (Kaldera, n. d.). Позже Она будет молить его дать ей пощечину во время секса. Его отказ возымеет серьезные последствия.

Цитируя фразу Лоры Маркс о том, что «глаза сами по себе действуют как осязательный орган», Симмонс умело описывает тактильную визуальность фильма:

При этом подходе изображение «становится» чувством, и вместо налаживания связи между эстетической составляющей и тематическим содержимым зритель воспринимает изображение на чисто физическом уровне… Следовательно, благодаря своим редким диалогам, задумчивому темпу, запоминающейся кинематографии и монтажу «Антихрист» поощряет применение всех органов чувств, таким образом приглашая зрителя осмыслить опыт восприятия фильма на телесном и интуитивном уровне.

(Simmons, 2015, с. 24)

Он предлагает Ей экспозиционную терапию и считает, что она смогла бы помочь Ей лучше всего, заставляя встретиться со страхом, который вызывает у нее тревогу. Она предполагает, что источник ее страха находится в лесах Эдема. Когда Она вспоминает об этом, начинается глубокий гул, похожий на низкий регистр фортепианного звука. Она пытается насильно заняться с ним сексом. Они борются, задирают друг друга, пока Она не кусает Его до крови за сосок. Они оба шокированы. Она раскаивается. Иное присутствие, проявляющееся через зловещие звуки и странные образы, берет над ней контроль (внутренний крик), а затем исчезает.

По дороге в Эдем мимо проносятся деревья, открывая подсознательно заложенные образы Ее внутреннего ужаса за окном поезда. Образы и звуки присутствия Сатаны от начала пролога до концовки передают, что замысел фильма – показать одержимость, а не безумие.

То, что Она виновна в смерти сына, не является предрешенным выводом. Большинство исследователей усматривают большую неоднозначность ее роли в смерти ребенка или вообще не согласны с этим. Бодиль Мари Ставнинг Томсен говорит: «“Антихрист” не дает нам возможности узнать, что истинно и кто виновен” (Stavning Thomsen, 2009, с. 9). Лори Марсо утверждает: «Неясно, сознательно или бессознательно она способствовала его смерти и/или как это могло произойти» (Marso, 2016, с. 48).

Однако Роб Уайт пишет:

Флешбэк показывает, что она наблюдала, как малыш забрался на подоконник, с которого затем произошло смертельное падение. Но «Антихрист» не скупится на подсказки о ее проступке: оборванного птенца пожирает хищный родитель, полароидный снимок-автопортрет, на котором Ник играет позади своей матери, чьи остекленевшие глаза угрожающе нависают на переднем плане, воспоминание, в котором Ник рыдает, когда она надевает на него не ту обувь.

(White