Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова

в 25 минутах езды на поезде от Милана и где я никогда не была. Мы с дочерью посмотрели расписание поездов и поехали на вокзал. Это оказалось удивительно правильным решением. Сам старинный город, потрясающий музей с древними артефактами, равных которым нет ни в одном музее мира, собор, где более тысячи лет назад проходили церемонии коронации королей Италии, корона VII века, в которую впаян гвоздь с Креста Христова – все это вызывало в тот день чувство какого-то необыкновенного восторга не только у меня, но и у моей дочери. Успели мы и на шопинг, купив в одном из магазинчиков очень красивую синюю кожаную сумку, скопированную по образцу какого-то знаменитого бренда, позже в Москве меня не раз спрашивали, что это – настолько прилично она была сделана. Уже на вокзале в Монце, на пути обратно в Милан, я дозвонилась до Капкова и замечательно с ним поговорила, стоя под огромным деревом в окружении тусовавшихся там темнокожих мигрантов. Этот разговор был таким неформальным и дружеским, что сразу радикально снял напряжение, в котором я пребывала. Конечно, впереди была бессонная ночь с переживаниями, но я знала, что 5 июля буду в Москве, созвонюсь с Сергеем Александровичем и начну выстраивать свою новую жизнь.

Мы встретились с Капковым, и он предложил мне стать арт-директором Центрального выставочного зала Манеж, поскольку Марина Лошак, занимавшая прежде эту должность и превратившая манежные залы в место проведения интереснейших проектов по современному искусству, стала директором ГМИИ. Забавная рокировка, конечно, но мало ли как поворачивается судьба. Я встретилась с Екатериной Проничевой, работавшей в то время заместителем Капкова, с исполнительным директором Манежа Ириной Толпиной, начала думать о том, какую программу можно было бы реализовывать на этой важнейшей площадке.

Слухи о моем переходе в Манеж разнеслись по всей Москве, и, пользуясь этим, я подала заявление об уходе с должности заместителя генерального директора Музеев Московского Кремля. И в этот самый момент мне позвонил Мединский и попросил приехать к нему в министерство. Встреча была назначена часов на десять вечера, но это было в порядке вещей, министр начинал рабочий день в восемь утра, а заканчивал далеко за полночь. Мы встретились уже ближе к одиннадцати вечера, поскольку предыдущая встреча затянулась, и проговорили часов до двух ночи. Владимир Ростиславович пригласил меня к себе для того, чтобы уговорить стать генеральным директором Государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО, от былой известности которого к тому времени мало что оставалось.

В свое время РОСИЗО выполнял функции, аналогичные ВХПО, но только в масштабе Российской Федерации. В 1990-х годах после распада СССР и приватизации ВХПО имени Вучетича к РОСИЗО перешел запасник Министерства культуры СССР на Профсоюзной улице, 76, а также часть функций по реализации выставочных проектов – как в России, так и за рубежом. В частности, «Амазонки авангарда» делались под эгидой РОСИЗО, поскольку состав выставки предполагал активнейшее участие региональных музеев, и все оформлялось через эту организацию. После смерти в середине 2000-х Олега Евгеньевича Шандыбина – очень интересного человека, гения человеческого общения, многие годы бессменно руководившего этой организацией, туда пришли другие люди и захотели превратить эту организацию в институцию, которая должна приносить прибыль. Ничем хорошим это в конце концов не закончилось, хотя именно в это время РОСИЗО инициировало масштабный проект «Социалистические реализмы», сокуратором которого я стала в 2011-м, о чем писала раньше.

К 2013 году эта организация находилась в состоянии стагнации и была переведена из переданного церкви Высоко-Петровского монастыря на окраину Москвы в Люблино, доехать куда было настоящей проблемой из-за вечных пробок на Люблинском шоссе, в крайне неудобное помещение, являвшееся частью комплекса частично отремонтированного бывшего дворца культуры, где к обновленным комнатам и кабинетам примыкало огромное полуразрушенное пространство зрительного зала и сцены. В штате оставалось совсем не много опытных специалистов-выставочников, за исключением, пожалуй, бессменного начальника выставочного отдела Виктории Геннадиевны Зубравской, с которой я была давно и хорошо знакома. Возглавлял РОСИЗО тогда Александр Львов, человек весьма далекий от художественной сферы, хотя, может быть, совсем не плохой по своим душевным качествам, и давно перешагнувший пенсионный возраст.

Я прекрасно понимала, что переход, пусть на руководящую должность, в организацию со штатом в сто пятьдесят человек и годовым бюджетом в 150 миллионов рублей не сулит особых перспектив. Министерство неоднократно пыталось превратить РОСИЗО в свой исполнительный орган, перепоручив этой институции новые функции, но эти попытки неизменно заканчивались неудачей, а ведущие музеи, располагавшие штатом профессиональных сотрудников и уже почувствовавшие, что такое экономическая самостоятельность, не спешили переводить свои российские и международные проекты под эгиду гораздо менее значимой и опытной, чем они сами, организации. Новый министр культуры хорошо понимал необходимость подобного исполнительного органа, говорила ему об этом и его помощник Юлия Музыкантская, которая, кажется, и подсказала Владимиру Ростиславовичу мысль пригласить меня на должность генерального директора РОСИЗО.

Именно с этой целью министр и вызвал меня к себе поздним вечером в конце июля 2013 года. Разговор был очень долгим, я действительно не хотела туда идти – была слишком хорошо знакома с ситуацией внутри РОСИЗО, которая казалась мне на тот момент безнадежной. А главное, после амбициозных выставочных проектов, которыми я только что занималась, сосредоточиться на выставках из хорошо мне знакомого собрания, в основном искусства соцреализма, – казалось мне реальным шагом назад. Но Владимир Ростиславович был очень настойчив, обещал мне карт-бланш и поддержку всех интересных и ярких инициатив, и когда стрелка часов приблизилась к часу ночи, а его супруга Марина, с которой я потом к взаимному удовольствию познакомилась, уже пару раз позвонила ему с понятным вопросом «Когда ты будешь дома?» – я не выдержала и сдалась, поняв, что не уйду из этого кабинета, если не скажу «да». Всю оставшуюся ночь я промучилась, укоряя себя за слабость – я была уверена, что приняла одно из самых неправильных решений в моей жизни, но обратного пути не было. Мои дочери, узнав об этом, настаивали, чтобы я отказалась от этой должности, а меня мучил еще один вопрос – как быть с Манежем и, главное, что сказать Капкову, который тогда, в начале июля, своей благожелательностью и готовностью предложить любую из свободных на тот момент должностей в московской музейной иерархии просто спас меня от серьезнейшего душевного кризиса. Мы договорились с Мединским, что он сам позвонит Капкову и все ему объяснит. Я переговорила с Сергеем Александровичем уже после его разговора с Мединским, он не проявил в разговоре со мной ни малейшей обиды, хотя ситуация с Манежем была тогда очень сложной. Мы сохранили прекрасные отношения и несколько раз встречались уже после моего назначения в 2015 году директором Третьяковки, да и сейчас, пересекаясь в театрах, на концертах или